Борис Сапожников - Исповедь безумного рисколома

— Зомби, — раздался над головой скрипучий голос, — интеллект нулевой.

Я обернулся на голос, но увидел лишь стену дома, над дверью которого устроились две отвратительного вида гаргульи, одну из которых основательно потрепало землетрясение, едва не сбросив с "насеста", вторая же напротив отлично сохранилась.

— Чего уставился? — проскрипела она. — На мне цветы не растут.

Я похоже успел привыкнуть к мрачноватым "чудесам" Брессионе и не стал стрелять в гаргулью из арбалета, хоть и успел уже выхватить его из-за спины — сработал рефлекс.

— Да убери ты деревяшку свою! — рассмеялась гаргулья. — Меня она не прошибёт. Я каменный, не видишь, что ли?

— Жаль, что не золотой, — ляпнул я первое, что пришло в голову.

Гаргулья (гаргул, раз он говорил о себе в мужском роде?) долго хохотал, держась за живот и размахивая удивительно эластичными для каменных крыльями.

— Ой, ой, ой, не могу! — покатывался он. — Золотой говоришь! Да ты, приятель, глупее этих зомби. А что бы ты сделал, будь я золотым?

— Распилил и продал, — буркнул я, забрасывая за спину арбалет и очищая тряпицей клинок фалькаты. — Обеспечил бы себя до конца дней.

— Факт, — полушутя полусерьёзно бросил гаргулья, подпрыгивая на постаменте. — Вот мне фунтов двести будет — славный барыш.

— Я и так не меньше получу, если притащу тебя в Альдекку. Говорящая гаргулья. Ты, вообще, откуда такой взялся, орёл?

— Меня Шерпом зовут, — с великолепной небрежностью заметил гаргулья. — А вообще, в ночь землетрясения многие погибли, но и многие же получили жизнь. Некоторые умерли, а потом уже ожили, вроде тех зомби или скелетов из склепа, они разложиться успели.

— Это как так получилось? — сразу насторожился я, почуяв нечто интересное.

— А я откуда знаю, — развёл руками Шерп, — я сам-то в ту ночь родился.

— Ясно, — разочарованно вздохнул я. — Ну, бывай, Шерп. — И я двинулся дальше по улице.

— Опасайся зомби стражей, — донеслось мне в спину, — они владеют оружием примерно также, как при жизни.

— Спасибо. — Я помахал на прощание Шерпу и зашагал шире.

Баалов город сведёт меня с ума. Я практически подружился с нагловатым гаргульей и это не вызывает в моей душе никакого отклика, а ведь до сих пор я почитал себя верным сыном Матери Церкви и не верил в магию, уничтоженную инквизицией в седую старину. И вот…

От мрачных мыслей меня отвлекло то, что я вышел-таки к уцелевшему дому. Он был старомодным, скорее всего, ровесником самого Брессионе, вычурно украшенным лепниной, но, слава Господу, без гаргулий, и не внушал опасений, по крайней мере с виду.

Пару раз глубоко вздохнув, я толкнул внушительную дверь. Ничего. Никакого эффекта. Дверь открывалась наружу. Я потянул за массивное кольцо — створка медленно, со скрипом, отдающимся в зубах, отворилась и я переступил высокий порог.

Изнутри дом был именно таким, каким представлялся снаружи. Большим, чистым, но каким-то заброшенным, хотя пыли или паутины не было видно даже в самых тёмных углах, не скрипели половицы под ногами, однако в воздухе витал дух опустошённости, отсутствия хозяйской руки. Я шагал без определённой цели по первому этажу, сопротивляясь настойчивому влечению, так и тянувшему меня на второй. Вот только ничего интересного на первом этаже не было. Гостиная, обеденный зал, кухня, — всё чистое, опрятное, но пустое, словно кто-то каждое утро приводил внутренние помещения дома в порядок, но не жил нём. Наконец, я поддался безмолвному зову и по совершенно не скрипучей лестнице, застеленной абсолютно нетоптаной ковровой дорожкой, укреплённой идеальными спицами, поднялся наверх, а там для меня существовала лишь одна дверь. Я подошёл к ней, повернул ручку, исполненную в виде лапы дракона и вошёл. Тривиальный кабинет зажиточного человека: стенные шкафы, полные книг, пара кресел, письменный стол, на столе — книга. И она тут же полностью завладела моим вниманием. Здоровенный том в тиснёном кожаном переплёте, на обложке её красовалась серебристая надпись на энеанском, гласившая "Гримуар". Я знал, что так звались магические книги, по идее уничтоженные инквизицией, ещё я знал, что открыв её, автоматически становлюсь еретиком, но уже ничего не мог с собой поделать. Клацнул вычурный замочек, я отбросил тяжёлую обложку и…

Высокий человек с целой гривой седых волос и глазами, на дне которых поблёскивали жутковатые искорки, сидел в кресле по ту сторону письменного стола. Он был одет, как зажиточный купец или кабальеро, однако сразу было видно — ни тем, ни другим он не являлся. Высокий был магом — и никем иным.

— Итак, — произнёс он, — ты нашёл гримуар и сумел открыть его, иначе бы я не говорил с тобой, а это в свою очередь означает, что ты — маг, по крайней мере, задатки у тебя есть. Ты нашёл первый из моих гримуаров, разбросанных по всему Брессионе. Я вынужден сделать это из-за алых фанатиков, желающих загнать меня костёр. Я покидаю город, который основал, чтобы навечно слиться с ним. А для тех, кто хочет и может стать магом, оставляющим гримуары. Дерзай, кто бы ты ни был, — и станешь магом!

Очнулся я на полу кабинета. Длинный и мягкий ворс ковра приятно холодил щёку и до того мне было легко и приятно вот так вот валяться, будто и не было ничего, лишь этот ковёр. А где-то внутри, в груди, теплился огонёк, раньше бывший угольком, недостойным внимания. Усилием воли, я заставил себя подняться на ноги, покачнулся, опёрся о стол, чтобы не упасть. И только тут заметил, что гримуара-то на месте больше нет. Я ощупал столешницу, не веря своим глазам, но книга словно в воздухе растворилась.

Мне оставалось только ругаться, чувствуя, как медленно, но верно схожу с ума.

Глава 5

Дом остался позади, я ни разу не обернулся, чтобы бросить на него хоть взгляд, оставляя за спиной собственное безумие. Усилием воли я пытался погасить костёр, горевший в груди, но из этого ничего не получилось и я решил просто выбросить его из головы.

Без приключений добрался я коммерческого района — сердца Брессионе, города купцов. Сотни и сотни магазинов, магазинчиков, лавок и лавчонок и просто крытых лотков покрывали акры земли от берега Хуару до отрогов Ниинских гор, другими краями постепенно переходи в жилые кварталы, которые я сейчас покидал и Город сеньоров, где обитало дворянство и самые богатые купцы. Отсюда не было видно Сакрального квартала — местожительства клириков, где располагался Великий собор святого Габриэля — первого энеанского императора, принявшего Веру и узаконившего её по всей империи, он был самым чтимым святым в Салентине, а собор, посвящённый ему считался самым величественным во всей Иберии, и оставалось только гадать как много от него осталось. Если судить по коммерческому району — нет, ибо здесь землетрясение разгулялось вовсю. Длинная трещина раскалывала берег — и половину района поглотили воды Хуары, отрезав от Сакрального, остальное же превратилось в ту же мешанину щебня, остатков стен, брёвен и черепицы, что и жилые районы. И среди этих руин родили жуткие фигуры, похожие на чудовищные пародии на людей. С кем — или чем — я столкнусь там? От одних мыслей об этом мне становилось холодно и даже огонёк в груди не грел.