Елизавета Абаринова-Кожухова - Дверь в преисподнюю

— Токмо о том одном и мечтаю! — с жаром души подхватил Длиннорукий. — A вот у тебя, князь Григорий, на конюшне непорядок. Главный конюшенный -осел, в лошадях ни беса не смыслит. Конюхи — то же самое…

— Узнаю, — скривил тонкие губы князь Григорий.

— Чего узнаешь? — слегка опешил Длиннорукий.

— Узнаю своего старого друга князя Длиннорукого. Все у тебя дураки да ослы, один ты умный.

— A что делать, коли так оно и есть, — продолжал царь-городский беглец. — A этот твой душегуб Петрович, так и вовсе олух. Просто умоповрежденный какой-то. Говорит, будто за ним ночью охотится какой-то, прости господи, людоед, а днем какая-то ненасытная баба домогается его плоти. И токмо теперь он спокойно вздохнуть может, поскольку они оба уже неделю как из твоего кремля отъехали.

— Очень мило, — скорбно покачал головой князь Григорий. — Не пойму только, к чему ты эти речи ведешь?

— Назначь меня на конюшню, — попросил Длиннорукий. — Я тебе порядок наведу, у меня же свой конезавод был, я в лошадях собаку съел!

— C чего это тебя, друг мой, на конюшню тянет? — с подозрением глянул на гостя князь Григорий. — Да нет, у меня для тебя другое дельце будет, куда более ответственное. Вот, пожалуй, послезавтра и отправишься.

— A, в Мухоморье? — припомнил Длиннорукий.

— Туда, — кивнул князь Григорий. — И в помощь тебе придам Петровича. В таком деле толковый душегуб лишним не будет.

— Как скажешь, князь, — чуть разочарованно вздохнул Длиннорукий. -Только лучше бы на конюшню…

— A тебе на конюшню путь не заказан, — великодушно разрешил князь. -Заодно и к Петровичу получше приглядишься. Ну ладно, все у тебя? Мне делами пора заняться.

— Все, князь-батюшка, — низко поклонился Длиннорукий. — Извини, что глупостями докучаю.

— Придумаешь чего умного — заходи, — небрежно кивнул князь Григорий вослед Длиннорукому. — Да, не к добру все это, не к добру, — озабоченно пробормотал он, оставшись один. — Может, прав Альберт, надо и за Длинноруким приглядеть…

Сразу после завтрака Александр заперся у себя в покоях, чтобы обсудить с Чаликовой создавшуюся обстановку и план дальнейших действий.

— A может быть, это все-таки вы, уважаемая госпожа Чаликова? -осторожно предположил король, привычно отправляя в рот леденец. — Если следовать тому, что вы именуете логикой, то главный подозреваемый — вы!

— Почему это? — возмутилась Надя.

— Во-первых, вы появились у меня в замке под чужим именем и даже, так сказать, полом. Во-вторых, людоедство началось сразу же после вашего появления. И в-третьих, вы последняя, кто видел Диогена… живым.

— Ваше Величество изволит шутить? — дрогнувшим голосом спросила Чаликова.

— Ваш друг боярин Василий в беседе со мною выразился весьма занятно: «В каждой шутке есть доля шутки». Боюсь, что это как раз тот случай, -невесело улыбнулся король и погладил Уильяма, вспрыгнувшего ему на колени. — Но против вас слишком уж много подозрений, чтобы можно было им доверять.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — церемонно поклонилась Надя.

— A обстоятельства таковы, — неожиданно деловито заговорил Александр. — Две ночи — и двое съеденных. И никакой уверенности, что это не продолжится.

— Надо принять меры предосторожности, — заявила Чаликова.

— Надо, конечно, — согласился король, — но людоед, как я понимаю, ни перед чем не остановится, если захочет добиться своего. Даже не знаю, кого теперь подозревать!

— Вообще-то для пользы следствия было бы неплохо, если бы снова полил дождь и замок отрезало от мира еще хотя бы на месяц. И тогда при продолжении имеющейся тенденции мы узнали бы, кто тут людоед, методом исключения, -глубокомысленно изрекла Чаликова. — Точнее говоря, методом съедения.

— Боюсь, Наденька, что как раз мы с вами этого и не узнали бы, -возразил Александр.

— Поняла! — вскрикнула Надя. Его Величество от неожиданности даже подпрыгнул в кресле, отчего Уильям свалился на пол и, обиженно мурлыкнув, устроился под соседним креслом.

— Что вы поняли? — чуть удивился король.

— Я поняла, в чем тут дело! Вчера не то за завтраком, не то за обедом Диоген процитировал отрывок из стихов Касьяна Беляники, ну там что-то насчет донышка стакана, и вот я подумала, что, может быть, в этом есть какая-то закономерность. И следующим будет съеден тот, кто публично прочтет что-то из стихов Касьяна.

— Ну, это как-то не очень убедительно, — засомневался Александр, -однако за неимением ничего другого можно попробовать. Я бы сам с удовольствием зачитал что-нибудь из его стихов. Хоть бы, например, за обедом.

— Как, Ваше Величество! — запротестовала Надя. — Неужели вы собираетесь подвергнуть свою драгоценную жизнь смертельной опасности?

— Нет, ну мы ведь будем ожидать людоеда во всеоружии, — возразил король. — Надеюсь, вы разделите мое общество?

— Что за вопрос! — возмутилась Чаликова.

Александр поднялся и задумчиво подошел к окну.

— Я понимаю, — заговорил король, глядя куда-то вдаль, — приезжим трудно представить, за что можно любить эти болота…

Чаликова удивилась столь неожиданной перемене темы, однако молча слушала, не задавая вопросов, да и, казалось, Александр говорил, не обращаясь ни к кому.

— Просто я здесь родился и вырос. В юности я убегал из дворца и бродил по окрестностям целыми днями, а иногда и ночевал на сеновалах. Мне не хотелось стеснять своим присутствием крестьян, и я старался тайком пробраться на сеновал и уйти оттуда до рассвета. А крестьяне относились ко мне с большой любовью. При случае угощали парным молоком с ржаным хлебом. И с гордостью говорили: это наш маленький король. Нет, они не завидовали мне. Более того — они, кажется, жалели меня. И вот теперь, став королем, я понимаю почему.

И, внезапно обернувшись, он спросил:

— А вы как думаете, Надежда, зачем нужен король?

Но, не дожидаясь ответа, снова отвернулся к окну и устремил взор куда-то в даль этих осенних лесов и озер.

— Отец мой поощрял такие прогулки, но заставлял брать с собой лук и меч. А я их прятал в развилке вон того дуба, — указал рукой Александр. -Несколько лет назад в него попала молния, но он только обгорел местами, а так все тот же. Да. Эх, молодость, молодость. Я тогда бродил по болотам в надежде найти спящую красавицу в хрустальном гробу, поцеловать ее и пробудить от векового сна. — Александр усмехнулся. — Я был очень возвышенным юношей, начитавшимся всяческих умных книжек. И все же… И все же тогда я был добрей и беззаботней. Потому что сейчас ощущаю себя душевно опустошенным. Пустые дела, пустые разговоры. И жизнь уходит, как песок в часах. — Александр тяжело вздохнул. — Хотя нет, конечно, не все так плохо. Есть и у меня своя маленькая звезда, которая светит мне во мраке. Это уже очень, очень много… Да. Однажды я заблудился на болотах, так меня вывел оттуда водяной. Да-да, самый настоящий водяной. Правда, это мне уже потом моя нянька мне объяснила. Это был такой полный человек, я бы сказал, ну вроде как тюлень. Ему трудно было идти по земле, и он как бы переваливался с ноги на ногу и весь колыхался при этом. И говорил неустанно. Он рассказывал мне про наших озерных рыб. Про хитрых, самоуверенных окуней. Про сонных и жирных линей. Про пронырливых пескарей. Про глупых, но стремительных щук. Заслушавшись его, я даже не заметил, как мы подошли к замку. И тут он быстро попрощался и… и как в воду канул. То есть действительно исчез в болотном озерце. Без всплеска и брызг. Как выдра — он вошел в воду, а не упал как булыжник. — Александр снова вздохнул. — Да, вот такие вот бывали у меня похождения. Хотя Спящую Красавицу я так и не нашел. Зато мне кажется сейчас, что в своих странствиях по болотам я обрел нечто большее. Но это трудно выразить словами. Надеюсь, вы меня понимаете, Надежда.