Гильберт Бриссен - Librum Profugi

 -​ Мастер, все в порядке? Ты сильно побледнел.

 -​ Д..да, продолжай. Надо законч.чить д.до ночи.

 -​ Тебе холодно?

 -​ Оз.зноб.б.

 Соу закончила рисунок на сердце и мне показалось, что я пропал. Пульс становился все реже, в глазах темнело. Я чувствовал прикосновения льда у позвоночника, а когда линии перешли на живот, я стал прощаться с жизнью — в мыслях, конечно, потому что стук зубов не дал бы мне произнести ни слова.

 -​ Мастер, очнись, МАСТЕР!, — крик доносился издалека, а вокруг бушевала пурга. Ледяной ветер проникал повсюду, снежное крошево секло кожу, а под ритм стучащих челюстей можно было отплясывать чечетку.

 - ​Соусейсеки, я ошибся?

 - ​М..а..ст…еррр..

 А потом я услышал мелодию вьюги. Это было что–то вроде вальса, легкое, кружащее, блестящее искрами снежинок. Услышал и изменил. В самом сердце этого изящного вращения появилась трещина. Тяжелая, извилистая, свинцовая трещина, расколовшая совершенство на части, заменившая воздушную легкость мрачной массой вертящихся шестеренок и скользящих поршней. Металл выбрасывал искры и клубы пара, нагревался в своем бешенстве движения. Нагревался.

 -​ Мастер!!!

 -​ Все в порядке, все уже хорошо, Соу. Я справился.

 -​ Ты чуть не умер, пока справлялся!

 -​ Ты не представляешь, как это прекрасно.

 -​ Умирать?!

 -​ Нет. Я не могу рассказать, у меня нет слов…это неописуемо!

 -​ Что? О чем ты?

 -​ Я уже не просто человек. Я машина.

 Я и вправду не знал, как описать то, что происходило. Мое тело перестало быть теплой оболочкой разума, непонятной и нуждающейся в управлении и заботе. Как описать знание о работе всего внутри — даже не знание, чувство. Как передать мощь струящейся по жилам крови, яростные схватки миллионов бактерий и лимфоцитов, ураганы вдохов и выдохов, идеальное подчинение импульсам нервов, сияющую паутину мозга с искрящимися разрядами мыслей? И все это теперь могло подчиняться не сбивчивым и противоречивым командам таящегося внутри духа, а стройной схеме задач и программ — которую еще предстояло создать. Безграничные возможности — но пока только возможности…

 Линии погасли, и я вернулся обратно, в привычный мир пяти чувств.

 - ​Теперь уже точно все, Соу. Я попробую объяснить.

 - ​Мне уже казалось, что ты сошел с ума.

 - ​Поверь, я был недалеко.

 -​ Что с тобой делали красные знаки? Ты был синее вод зимнего моря, и почти такой же холодный, почему?

 -​ Знаки набирали тепло, чтобы ожить. Либер Кламорис мог бы подсказать, что чертеж стоит наносить как минимум в сауне!

 -​ Что за «сауна»?

 -​ Очень жаркое место, позже подробности. Но эффект у красной сети невероятен!

 -​ Ты говорил, что стал машиной.

 -​ Я сломал ледяное очарование серебром, а затем смог заглянуть внутрь себя.

 -​ Не понимаю. В свой сон?

 -​ Нет, нет. В устройство своего тела — вплоть до мельчайших деталей. Увидеть, ощутить, как это работает и возможно, управлять.

 -​ Что–то не похоже на описание, но в любом случае опасно. Присмотрись, прежде чем экспериментировать.

 - ​Ты, как всегда, права, Соу. В ближайшем будущем я в эти дебри не полезу — разве что начнут сказываться эффекты отравления, ну или кто–то проделает во мне отверстие.

 -​ Что ж, значит, я пока могу быть спокойна…относительно.

 -​ Почему же относительно?

 -​ Я нашла сны родственников одного из этих, как ты говорил… «коматозников».

 -​ В гости еще не заходила?

 -​ Вместе пойдем. Побудешь рядом на случай, если я окажусь неубедительной. Да и послушать не помешает — вдруг заметишь ключик к спасению.

 -​ Тогда пара дней для восстановления — и отправляемся.

 -​ Решено, мастер.

 Осыпающийся кирпич стен, сети трещин на стеклах крыши, паутины и пыль на всем. Сон перестал быть моим домом и медленно уходил в небытие. Я вдохнул немного времени в свое любимое кресло, где провел столько дней, и сел, дожидаясь прихода Соусейсеки. Сквозь оконные проемы дул теплый ветер.

 Прийти в чужой сон и предложить помощь — почему это не пришло мне в голову? Быть может, я действительно зациклился на себе, забывая основную цель происходящего? Ведь я действительно больше думал о Либер Кламорис, чем о том, как выполнить обещание. Но с другой стороны, я рисковал ради нее…или все же ради себя?

 Стоп, хватит. Не те вопросы я задаю себе, не те. До тех пор, пока наши пути совпадают, я поступаю верно — а на развилке наступит время разбираться. А пока важно вот что: мы должны выглядеть убедительно, чтобы нас не восприняли как часть сонного бреда. Нужно сказать или показать что–либо, чтобы в нас поверили.

 Кажется, я вовремя спохватился — действительно, кто поверит небритому человеку в мешковатом свитере и говорящей кукле, если они придут во сне и предложат разбудить вашего коматозного дядюшку за скромное вознаграждение? Никто.

 Одним движением мысли я раскрыл перед собой зеркало, одновременно стирая обычную одежду. Легким жестом стер щетинистую бороденку, слегка изменяя форму челюсти. Немного увеличил глаза, проложил пару морщинок между бровями. Поседевшие волосы выбивались из–под широких полей шляпы, черная мантия скрыла очертания тела, показывая наблюдателю только края окованных серебром сапог. Руки я спрятал в глубоких перчатках, а после некоторого раздумья одел на лицо гладкую стальную маску, оставлявшую на виду только глаза. Сегодня следовало перестать быть собой — чтобы сыграть роль так, как следует.

 -​ Мастер?

 - ​Да, я слегка приоделся, по случаю выхода в свет.

 -​ Ты выглядишь…внушительно. Возможно, даже пугающе.

 -​ Так и нужно. Наш собеседник должен поверить в мое могущество, чтобы не принять потом сон за сон.

 -​ Скажешь же — «сон за сон». И почему это он должен верить в твое могущество, если все дело на мне?

 -​ Люди склонны верить внешним атрибутам силы, поэтому я попробую на этом сыграть.

 -​ Пробуй. Пока что у тебя неплохо получалось.

 -​ Это исключительно из–за хорошей компании. Ладно, пошли. Может, даже удастся закончить все это, не просыпаясь.

 Дерево сновидений не могло не впечатлять, и одно дело — видеть его из–за прочной прозрачности скорлупы собственных грез, а другое — плыть в пустоте вдоль титанического ствола, где запросто можно перепутать верх и низ, равно скрывающиеся в тумане. Соусейсеки летела впереди, показывая дорогу, а я старался не отставать.

 От основного ствола отходили в стороны толстые и тонкие ветви, на которых иногда светились чьи–то сны, словно фосфоресцирующие сливы из детских сказок.

 -​ Соу, у Дерева ведь есть корни? Где–то было начало?

 -​ Где–то было. Но внизу плещется море — и нам не прорвать его густые воды.