Джефферсон Свайкеффер - Паутина будущего

Темплетон запрыгнул на сиденье и взял у Скаски вожжи. Он даже не подумал о том, что она сама намеревалась править. Он дернул вожжи, оторвав лошадей от дремоты. Они потоптались немного, нерешительно ставя одну ногу впереди другой. Фургон тронулся, легко и неторопливо переваливаясь с боку на бок в глубокой колее дороги.

Целый час никто не проронил ни слова, даже Скаска, что было совершенно нехарактерно для нее; и все же она нетерпеливо нарушила молчание.

— Темплетон, мне совершенно безразлично, прибудем ли мы в Пенсильванию в этом или в следующем году, но нашим гостям назначены деловые встречи, на которые они должны успеть вовремя.

Темплетон, оторвавшись от своих мыслей, фыркнул:

— Это тяжелый фургон, специально сделанный для перевозки тяжелых грузов. Он не может ехать с большой скоростью.

— Дайте мне вожжи. Я покажу, как надо управлять лошадьми, — вызывающе сказала Скаска.

Ее лицо, насколько это можно было увидеть в темноте, просветлело; возможно, в мыслях она летела в санях, запряженных лихой тройкой, по замерзшей реке Ладоге.

— Я покажу, как должна лететь настоящая лошадь. Вперед, Аркадий! Гони, Вячеслав! Давай! Давай! — Она негромко, но весело рассмеялась.

— Скаска, да ведь это…

Темплетон наморщил лоб и чуть не подпрыгнул, когда до него дошла вся суть дела. Была, была причина того, что колеса были тяжелыми и близко расположенными друг к другу. Ему стало ясно, почему так непривычно и потому трудно было править лошадьми.

— Это железнодорожный вагон-фургон! Вы — мое несчастье, Скаска.

— Вы мне сказали добыть фургон, — пробормотала Скаска. — Вы же не уточнили, как и где, железнодорожный или еще какой. Но если, — в ее голосе вновь зазвучали лихие нотки, — если вы не можете ехать галопом, то будьте уверены, что я могу делать это!

София, не вполне уловив суть разговора, наклонилась вперед и, держась за планку, расположенную позади сидения возницы, спросила:

— Что случилось, Темплетон?

— Эта… легкомысленная особа украла фургон, в котором мы едем.

София в течение некоторого времени обдумывала ситуацию.

— Осмелюсь предположить, — медленно сказала она, — что в данном случае цель оправдывает средства.

— Вот видите, — счастливо защебетала Скаска. — Я торжествую. Я достала вам средство передвижения.

— А теперь, — крикнула она, обращаясь как к Темплетону, так и к лошадям, — гони!

— Но, Скаска, — сказала София с непривычной для нее жесткостью. — Я не понимаю, что беспокоит Темплетона. Лейтенант?

— Да. — Он старался сдержать свои эмоции.

— Этот фургон слишком заметен? Мы уже в большой опасности?

— Подождем до рассвета, — ответил он сквозь стиснутые зубы. — Тогда и увидим.

Но он уже знал ответ. Только благодаря кромешной тьме он мог так глупо обмануться. Теперь, уже готовый к этому, он расслышал характерный звук колес. Реборды на них издавали характерный грохот, вгрызаясь в песок и гравий. Темплетон знал, что через некоторое время он уже будет сходить с ума от этого звука.

— Вы могли бы, по крайней мере, заставить лошадей хоть как-то двигаться, — проворчала Скаска.

От этих звуков Темплетон тоже начинал сходить с ума.

В темноте неторопливо они преодолели несколько миль. Несмотря на свое раздражение, свербевшее в его голове и горле, Темплетоном овладело гипнотически-обманчивое чувство тишины и спокойствия. Сидя на дрожках фургона и управляя лошадьми с помощью вожжей, он представлял, что сидит на корме лодки, а мимо проплывают берега реки. Чувство относительной неподвижности он еще мог понять, но вот почему ему казалось, что он скользит назад, было загадкой. Вдобавок все еще чувствовался запах пороха, хотя они отъехали на добрых пятнадцать миль от вчерашнего поля битвы. Перед его взором возникла яростная атака двенадцатого корпуса. Он словно сверху, находясь на воздушном шаре, увидел солдат, бегущих по жесткой стерне поля.

Резко дернув головой, Темплетон выпрямился и незаметно посмотрел на Скаску: не увидела ли она, что он едва не заснул. Она молчала, но глаза ее блестели в темноте. Приближался рассвет, а пока света хватало только на то, чтобы были видны контуры ее лица.

Беглецы вели себя тихо, будто фургон вез не людей, а железнодорожные рельсы. И вот наступил момент, когда начало светать. Это был бледный свет раннего утра; сегодня он пришел вместе с влагой, которую испаряла покрытая росой трава. Дорога, извиваясь, вела на северо-запад и слегка заваливалась набок там, где она проходила у подножий холмов.

Темплетон не стал дожидаться восхода солнца и, свернув с дороги, подъехал к довольно обширному, огороженному забором пастбищу.

— Ну, а теперь в чем дело? — осведомилась Скаска. Ее кулачки, лежащие на бедрах, вместе с согнутыми в локтях руками изображали пародию на женскую ярость. — Вам, похоже, снова нужно проверить ваш фургон?

Она горделиво задрала голову и усмехнулась.

Темплетон повернулся к ней с изогнутыми от нарастающего гнева бровями. Но усилием воли он удержался от резкого ответа и даже попытался улыбнуться. Скаска была нездешняя, непривычная к Америке. Она пользовалась привилегиями аристократки в снежной России, где графини могут воровать фургоны, когда им вздумается. Она знала мало об Америке, но о людях знала чуть больше. Темплетон видел сейчас, что она преднамеренно дурачилась не столько перед ним, сколько для того, чтобы как-то ободрить людей в фургоне.

— Думаю, надо замаскировать фургон. Его слишком легко узнать. Видно даже, где военные выжгли свой знак на дереве.

Скаска наклонилась и посмотрела туда, куда показывал Темплетон. На серебряной стенке фургона раскаленным железом были выжжены буквы «U.S.».

Темплетон посмотрел, что было под рукой: доски от забора, кукурузные стебли, несколько бревен и проволочные отходы. Больше в их распоряжении не было ничето. Он начал обкладывать вагон чем попало.

— Давай, я помогу тебе, — сказала София.

Темплетон поднял голову, чтобы ответить, но его, сверкнув единственным глазом, опередил Юэлл.

— Нет, эта работа не для вас. — Он встал с сиденья и спрыгнул через боковую дверь на землю. — Это я знаю наверняка.

Он сделал знак, и все мужчины, включая Натана, приступили к работе. Буквально через несколько минут вид фургона совершенно изменился. То, что было грубо, но крепко сделанным для нужд войны фургоном, превратилось в ветхую на вид крестьянскую повозку. К нему как попало были прикручены проволокой сломанные и расщепленные доски, а щели между ними были кое-как залеплены грязью. С боков свисали, прикрывая колеса, кукурузные стебли. Даже постромки и дышло пострадали — их изрезал ножом Юэлл, чтобы придать им изношенный вид.