Ярослав Вольпов - Третий день зимы

Она видела Этельреда. Она тянулась к нему в поцелуе. И он готов был ответить — но не ей. Девушке не нужно было слышать его голос: она знала, что означает движение губ: "Эверморн…" Шипы волос Невермор уже упёрлись в кожу Этельреда. И Лиа понимала, как много решится за те несколько секунд, прежде чем она сожмёт ладони. Для Этельреда это будет вопрос жизни. Для города в целом нет разницы, одной смертью больше или меньше. Для Невермор этот миг станет окончанием её свободы. Но чем мгновение обернётся для неё самой? Принесёт ли оно возмездие за поруганную любовь, за нарушенные клятвы, за отвергнутую верность? Позволит ли она Этельреду встретиться с обратной стороной того, на что он променял её?..

— Нет, — прошептала она. — Я люблю тебя — а любовь умеет прощать.

И она крепко стиснула ладони. Тонкие лозы впились в её тело и через несколько секунд выбились из плеч и груди. Бледные побеги на глазах набирали силу, и на них уже появлялись маленькие бутоны, сквозь зелень которых просвечивало белое. Двери Храма скрипнули и начали закрываться…

В глубине города Невермор вскинулась и издала пронзительный крик. Она почувствовала, что створки дверей её тюрьмы готовы захлопнуться и отсечь её от источника бессмертия; нет — от источника жизни. Она не успела даже подумать о том, кто после смерти её сестры смог возродить печати и сомкнуть ворота. Она понимала, что если опоздает хотя бы на миг, то исчезнет в считанные секунды. Она рванулась прочь — но не смогла сдвинуться с места.

Руки Этельреда, наполненные силой безумия, держали её, как стальной капкан. Юноша приподнялся на кровати и тянулся к ней, к её лицу, к её губам. Он видел свою возлюбленную — и ничему бы не позволил разлучить их.

— Эверморн, — как заклинание, повторял он.

— Прочь! Отпусти меня! — взвизгнула Невермор. Её ногти вцепились в его лицо, а волосы-лозы поднялись, готовые разорвать его в клочья, только чтобы разомкнуть смертельные для демоницы объятия. Но двери Храма были уже почти закрыты, и в сердце Пустой Вечности закралась пустота смерти. Невермор поняла, что уже слишком поздно. Тогда она отбросила назад волосы, с которых уже постепенно осыпались тёмные лепестки роз, и впилась в губы юноши в жадном, страстном, хищном поцелуе. В нём выплеснулось всё, что когда-то происходило в душе Невермор — и то, чего там никогда не было. Самая сущность страстей, кипевших в ней, могла обжечь Этельреда; но ещё сильней был холод тоски по любви. Ведь никогда Невермор не доводилось испытать это чувство; и теперь, в последние мгновения жизни, она убеждала себя, что любовь Этельреда принадлежит именно ей.

…Юноша пришёл в себя, не сразу поняв, где он находится. Он совершенно не помнил, что произошло с ним за последние несколько дней. Он не понимал, почему его постель всклокочена так, словно её изжевали и выплюнули. Но сильнее всего Этельреда удивило то, что он прижимал к губам чёрно-бордовую, словно опалённую, неимоверных размеров розу.

Прошло более полугода.

Лиа сидела на ступенях Храма, зная, что если кто-нибудь войдёт в белую арку, он не увидит ничего, кроме розового куста. Но она понимала, что едва ли кто-то мог появиться среди развалин. Поначалу её удивляло то, как быстро величайшая тайна города превратилась в нечто обыденное и заурядное; теперь она не обращала на это внимание. Да, после третьего дня той зимы алые розы так и не расцвели снова. Люди поохали, поахали — и успокоились. Нет роз — нет тайны. Правда, белые цветы на том кусте, что рос у самых дверей Храма, стали ещё больше и свежее — но кому до этого какое дело?..

Возможно, когда третий день зимы наступит снова, люди, как обычно, забьются в дома и будут дрожать там до полуночи; потом выйдут на улицы и узнают, что все горожане остались в живых. Их удивлению не будет границ; но в следующем году об этом уже никто и не вспомнит.

Как никто не вспомнит о девушке, пропавшей без вести прошлой зимой. Никто — даже тот, ради кого она пожертвовала привычной жизнью. Лиа могла видеть его: даже после того, как её тело превратилось в свет и вышло из паутины цветочных лоз, она сохранила способность смотреть на весь город сразу. Однажды она попыталась найти Этельреда. Его обнимала какая-то темноглазая девушка, а он вплетал ей в волосы странную чёрно-бордовую розу…

Лиа стиснула зубы и вдруг ощутила тянущую пустоту в сердце. Оглянувшись, она посмотрела на свои розы и увидела, что их лепестки все ещё чистые и белые, но уже начинают увядать…

Лиа знала, что смерть цветов принесёт смерть ей самой.

Она знала и то, как сохранить их свежими ещё хотя бы на год.

Но сможет ли она подавить в себе зло, которое когда-то помогала уничтожить, сможет ли противостоять зову лишённых разума, но жаждущих жить растений, сможет ли стать тюремщицей для самой себя — всё это ей лишь предстояло узнать.