Кристина Камаева - Охота на фей

— Куда ты едешь? — она наклоняется ко мне, и глаза ее — сегодня карие — смотрят с нескрываемым любопытством.

— А вы куда путь держите, такие нарядные?

— Я первая спросила! — возмутилась Альриша.

— В Вегу, брат хочет меня видеть, — кратко ответил я.

— Вот как. — Альриша задумалась, видимо, ждала другого ответа. — А что их никогда не отпускают домой с космодрома?

— Ты еще не ответила на мой вопрос, — усмехнулся я.

— Мы собираемся на самые грандиозные, небывалые игры в Ботаническом саду недалеко от Веги. Фееристы со всех городов Эдема едут сейчас туда. Зрелище будет потрясающее, ты должен обязательно посмотреть.

— Постой, — я был удивлен. — Как же вы получили пропуска? Президент знает об этом? Он что, разрешил?

— Не веришь? — довольно улыбнулась Альриша. — Ну почему он должен быть против?

— Потому что столько людей бросают учебу и работу, чтобы ехать куда-то в лес и заниматься бесполезными делами. Зачем государству тратиться на транспортировку ряженых и не вполне вменяемых людей? — для меня это было очевидным.

— Какой же ты зануда! — поджала губки Альриша. — правильный как учебник и такой же скучный. Думать самостоятельно не пытался? Президент к нам, и правда, не особенно расположен, но что он может сделать против Мандрагоры?

— Мандра… что? — не понял я.

— Ты невыносим! — Альриша прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла, не желая продолжать беседу. Но мне нравилось ее дразнить

— Объясни мне, какая кому польза от твоего участия в этих играх? Ты хочешь поразить всех видом своего живота? Или татуировочкой? Потом какой-нибудь умник сочинит балладу о прекрасном пузе.

Альриша открыла глаза и чуть не прожгла меня гневным взором.

— Ты просто не видишь ничего дальше моего живота! — воскликнула она.

— Вижу, — ухмыльнулся я, — колготки… зеленые.

Она рассмеялась. Слава богам, мой юмор девушкам понятен.

— Вея, — начала Альриша (я чуть не подскочил на месте, услышав это имя), — смогла разбудить свои тайные силы. Я тоже хочу и верю, что Мандрагора и другие мне помогут. Понял?

— Думаешь, что ты фея? — я уже устал удивляться.

— Все красивые женщины — феи, — кокетливо тряхнула челкой Альриша.

— И скромницы, — вздохнул я.

Автобус тронулся, тихо зашуршали по дороге колеса. Я обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на Антарес, и вот уже массивные створки ворот как-то туго и неохотно разъехались в стороны, чтобы пропустить нас во внешний мир. Солнце светило в полную силу и влажная еще от утреннего полива трава по обе стороны дороги празднично блестела. Кто-то из «фееристов» расчехлил гитару и забренчал немудреный мотив. Посыпались предложения насчет того, что бы спеть. После недолгих споров несколько проникновенных голосов затянули песнь о том, как путник — изгнанник, заблудился в лесу и стал сетовать на то, что мир не дал ему ничего, лишь унижений боль. И пожелал, чтобы растерзал его лютый зверь, потому что нет смысла в жизни жалкой и пустой. Потом герой с сокрушенным сердцем выбрался на поляну и увидел светлоликую луну. Но не успел расслабиться, как тут же в темноте зашуршало. Может стая волков? Нет, что вы! Кто же может оказаться в темном лесу ночью? Конечно, одинокая дева. «Она молчит и вздыхает, и сквозь тонкую ткань ее красота проступает». Нет, все-таки, не скучные ребята со мной едут. Естественно, герой о страданиях тут же забывает и остается жить с лесной волшебницей, «отравленный ее красою». Потом накатывают новые трагедии и приключения. Такие песни можно петь бесконечно. Кроме тягучих, «чувствительных» песен, у «фееристов» оказались в репертуаре и бравые, шуточные.

На гитаре здорово играет мой брат, и голос у него сильный, а песни он поет серьезные, такие, что за душу берут. Поэтому я избалованный слушатель, вот и придираюсь. Но все равно я начал подпевать ребятам, заразившись общим настроением, потому что весело ехать молодой толпой и горланить песни, кто во что горазд. Остальные пассажиры нашего автобуса тоже довольны — как будто попали в фургон с бродячими клоунами. Они сейчас позабыли о своих взрослых делах и, глядя на нас, вспоминают молодость. Мы едем быстро. За окном пока приветливо, мелькают ухоженные холмы и луга. Рядом со мной зеленые коленки Альриши. Гриша и Вилли бросают на меня недобрые взгляды. А мне все это нравится. Краем глаза замечаю, что бабуська с деревянной тросточкой не спускает с меня глаз и раздувает ноздри, как будто принюхивается. Странно, может, я напомнил ей кого-то из внучатых племянников?

И вдруг гитара зазвучала так нежно, так пронзительно, что все обернулись назад и вытянули шеи, чтобы увидеть, кто так играет. Да, эти пальцы знали, что творят с инструментом. Голос развеял последние сомнения, низкий, негромкий, но совершенно волшебный. Елоха Элегия — соловей Эдема. Знаменитость, о которой никогда не спорят. Сама Елоха — маленькая, смуглая, кудрявая, с широкой улыбкой, как у обезьянок шимпанзе. Платья у нее всегда балахонистые, понятно, что показывать ей нечего. Но стоит ей запеть, и ты исчезаешь, остаются лишь звуки ее голоса и мир ее песен. Я смотрю на Альришу и делаю круглые глаза: «Как?! И Елоха с вами?» Она довольно жмурится. Все в автобусе затихли и внимают Елохе. Я как будто перенесся на концерт и слушаю хиты любимой певицы: «На струнах дождя», «Звездный шлейф», «Луч счастья твоего», «Миг бесконечности», — закрыв глаза и отключившись от действительности.

Ее песни не об ином, чуждом мне мире, будь он хоть трижды прекрасен, не о благостном покое райского уголка, где уставшие души обретут, наконец, покой и счастье. Елоха поет о мире, в котором мы живем, и она находит нужные слова, чтобы мы ощутили неповторимость и хрупкость каждого мгновения, любовь и нежность к истерзанной войной, но сохранившей человечеству жизнь, планете. Я не могу сдержать слез, так больно переживаю все, о чем поет Елоха. И в то же время горжусь тем, что живу именно в это время. Ее песни пробуждают все лучшее, что есть во мне. Если Эдему будет угрожать опасность, услышав этот голос, я ничего не устрашусь, даже смерти, и сделаю все, что потребуется для спасения человечества.

Елоха замолчала, но долго еще дрожали от восторга потаенные струны наших душ.

— Смотрите, кровавые деревья! — ахнул кто-то, и все пассажиры припали к окнам. Из потрескавшейся, бурой, в разводах, земли торчали корявые стволы, тянущие к небу гневные ветви, похожие на человеческие руки. До войны здесь росли хвойные леса, на многие километры — смолистые, вечнозеленые гиганты. Некоторые деревья пережили взрывы, но с тех пор источают не живицу, а густой красный сок. От этого стволы, ветви и земля под ними как будто насквозь пропитаны кровью. Иголки они время от времени сбрасывают. Подходить к этим деревьям опасно. В детском саду нянечки рассказывали страшилки, когда нас надо было уложить спать. На время тихого часа наглухо зашторивались окна, и строгая няня приказывала всем залезть под одеяла.