Кристофер Банч - Король-Демон

— Это говорит о том, что лорд Бирру глуп, — заметил я. — Кроме того, ему, возможно, надоело жить. Но при чем тут измена? Есть ли против него какие-нибудь серьезные улики?

— Я могу быть искренним?

— Мне бы этого очень хотелось.

— Лорд Бирру владеет... владел обширными поместьями. Принц Рейферн пришел к выводу, что для блага Нумантии будет гораздо лучше, если эти поместья перейдут в нужные руки.

— В руки принца-регента?

— Полагаю, принц Рейферн действительно имеет виды на некоторые из них. Остальные будут распределены среди наиболее преданных придворных.

— Таких, как вы?

Слегка покраснев, Амбойна промолчал.

— Отлично, — сказал я, чувствуя, что в моем голосе зазвучали резкие нотки. — Благодарю вас за подарок. Но я вынужден от него отказаться. Не соблаговолите ли сделать так, чтобы картину забрали отсюда?

— Но я ее уже приняла, — удивленно промолвила Маран.

Я начал было читать ей отповедь, но вовремя остановился.

— Приношу вам свои извинения, господин ландграф, — сказал я — По-видимому, моя жена не подумала о последствиях. Мы не можем принять этот подарок.

— Принцу Рейферну это очень не понравится, — пригрозил ландграф — Поскольку я сомневаюсь, что затея с подарком была его идеей — скорее, это придумали вы сами, — предложу в ваших же собственных интересах не сообщать принцу-регенту о случившемся. Ландграф, вам следует уяснить две вещи, и хорошенько уяснить. — Чувствуя, как во мне вскипает злость, я дал ей волю. Слишком долго мне приходилось сдерживаться, общаясь с этими напыщенными дураками. — Ни я, ни моя жена не занимаемся мародерством. Далее, на эту должность меня назначил сам император. Разве этого не достаточно для того, чтобы вы навсегда забыли об этом недоразумении?

Поспешно кивнув, Амбойна развернулся, торопливо поклонился моей жене и быстро вышел. Подойдя к окну, я сделал шесть глубоких вдохов и выдохов.

— Как ты смеешь! - прошипела у меня за спиной Маран.

Это переполнило чашу моего терпения. Я стремительно развернулся.

— Как я смею что, моя дорогая?

— Как ты смеешь так оскорблять меня? Сперва ты отказываешься от фамилии Аграмонте, которая была древней уже тогда, когда твои предки валили деревья в джунглях, добывая себе средства к существованию, затем позоришь меня лично, заявляя этому благородному ландграфу, что считаешь его подлым грабителем!

Я мог бы попытаться воззвать к голосу разума, объяснить, что ландграф, обратившись ко мне как к официальному лицу, попытался польстить мне, назвав графом Аграмонте. Но я очень устал, и с меня было довольно этого вздора.

— Графиня Аграмонте, — ледяным тоном произнес я. — Это вы переступаете всякие границы. Позвольте напомнить, что в Каллио у вас нет ни обязанностей, ни чина. Вы здесь находитесь в качестве моей жены. И только. Поэтому впредь в подобных случаях будьте любезны подчиняться власти, возложенной на меня императором.

И я добавлю еще две вещи личного характера.

Во-первых, как смеешь ты вести себя так безответственно? Ведь ты не настолько глупа, чтобы наивно полагать, будто Амбойна преподнес нам этот подарок, потому что считает нас милейшими людьми! Тебе прекрасно известно, что он хочет втянуть нас в компанию продажных подхалимов, приближенных принца-регента.

Во-вторых, да, моя семья действительно валила деревья в джунглях и, вероятно, какое-то время жила этим. Признаю, что я солдат и недалеко ушел от крестьянина.

Но, видят боги, графиня Аграмонте, мы честные люди! Что далеко не всегда можно сказать о гораздо более древних родах, достигших положения и богатства, слетаясь на падаль!

Маран сверкнула глазами.

— Ах ты... ублюдок!

Развернувшись, она бросилась из комнаты. Шагнув было за ней следом, я вдруг осознал, что и так сказал более чем достаточно. Но я был слишком разгорячен, чтобы приносить извинения, — если сейчас было до извинений. Вместо того чтобы идти за Маран, я отправился проверить посты. Боюсь, я рявкнул на часовых, заставив их испуганно гадать, не будут ли они наказаны за какой-нибудь неведомый проступок.

Мне потребовалось много времени, чтобы остыть. Оглядываясь назад, я вижу, что на самом деле втайне для себя злился на многое: на бестолкового принца, к которому меня приставили нянькой, на таких наглых, самоуверенных павлинов, как Амбойна, на то, что вынужден находиться в мрачном болоте придворной дипломатии, чему я с превеликой радостью предпочел бы простодушную прямоту казарм или, что еще лучше, постоянные стычки на границе Спорных Земель.

В конце концов я все же успокоился. Было уже поздно. Больше всего мы с Маран гордимся тем, что наши ссоры не только редки, но и неизменно быстро улаживаются. Мы никогда не позволяем злости укореняться глубоко в душе.

Вернувшись в наши апартаменты, я постучал в дверь спальни. Тишина. Я нажал на ручку. Дверь была заперта. Я постучал громче. И снова никакого ответа. Почувствовав, как во мне снова вскипает ярость, я вынужден был признать, что не могу ничего поделать.

Поэтому, поднявшись в кабинет, я проработал до самого рассвета, а затем лег на походную кровать. У меня хватило ума отложить отдельно бумаги, вышедшие из-под моего пера этой ночью, чтобы можно было заново просмотреть их, когда я приду в себя. Мне удалось заснуть на часок, но тут горнист затрубил подъем. Выйдя на балкон, я посмотрел, как во дворе солдаты, назначенные в патруль, седлают коней. Размеренная неизменная армейская рутина, сознание того, что подобное происходит в казармах и гарнизонах по всей Нумантии, успокоили меня. Существовало нечто более значительное, чем мои мелочные проблемы, и именно этому я посвятил свою жизнь.

Я решил на один день забыть о политике и бумагах и провести его с солдатами. Но я не мог появиться перед ними небритым и растрепанным. У двери любого помещения, в котором я поселялся хотя бы временно, всегда была наготове походная скатка со свежим комплектом формы. Умывшись в казарме, я приказал полковому цирюльнику побрить меня. Меня нисколько не беспокоило, что говорят и думают обо мне мои солдаты, — о происшедшем между мной и женой весь полк узнал в ту же минуту, когда сменились обруганные мной часовые.

Проходя мимо двери в нашу спальню, я протянул было руку и тотчас же покачал головой, дивясь собственной глупости. Но, к моему удивлению, ручка повернулась. Открыв дверь, я вошел в комнату. Маран сидела у окна спиной ко мне, кутаясь в черную шелковую шаль.

— Могу я войти? — учтиво поинтересовался я.

— Будьте любезны, проходите.

Закрыв за собой дверь, я остался молча стоять на месте, не зная, как себя вести.