Джон Толкин - Две башни

Об этом была эльфийская песня – по крайней мере, я так ее понимаю. Ее распевали по всей Великой Реке. Она никогда не была песней энтов, заметьте: на нашем языке это была бы очень долгая песня. Но мы знаем ее сердцем и вспоминаем часто. Вот как она поется:

Когда весна придет в леса, зашелестит листвойИ недра сумрачных озер наполнит синевой,И станет горный воздух чист и сладок, как елей -Приди ко мне и пой со мной: Мой край всего милей!

Когда весна придет в сады, и зашумят поля,И пряным запахом весны наполнится земля,Когда раскроются цветы среди густых ветвей -Я не приду к тебе, мой друг. Мой край всего милей!

Когда настанет летний день, и грянет птичий звон,И оживут лесные сны под сенью ясных крон,Когда зальет чертог лесной златой полдневный свет -Приди ко мне и пой со мной: Прекрасней края нет!

Когда горячий летний день согреет юный плод,И в каждом улье у пчелы созреет светлый мед,Когда зальет цветущий луг златой полдневный свет -Я не приду к тебе, мой друг. Прекрасней края нет!

Когда обрушится зима, и землю скроет тень,И ночь беззвездная убьет короткий серый день,И Лес умрет в туманной мгле – под снегом и дождем,Найду тебя, приду к тебе, чтоб быть навек вдвоем.

Когда обрушится зима, и смолкнет птичья трель,И сад в пустыню превратит свирепая метель -Найду тебя, приду к тебе, чтоб быть навек вдвоем,

Мерри показалось, что окончание песни пропели два голоса: глубокий и низкий – Фангорна, и светлый и прекрасный – его возлюбленной. 

И мы начнем – в руке рука – на Запад долгий путь,И там, вдали, отыщем край, где можно отдохнуть.

Песня кончилась.

– Вот так, – сказал Фангорн, – конечно, песня эльфийская – легкая, с быстрыми словами, и скоро кончается. На мой вкус она не плоха. Но энты могли бы сказать лучше, если бы у них было время! А теперь я собираюсь встать и поспать немножко. Вы где встанете?

– Мы обычно спим лежа, – смущенно признался Мерри. – Нам будет хорошо там, где мы есть.

– Спать лежа! – удивился Фангорн. – Да, разумеется! Хм, хум... Я забыл. Песня напомнила мне прежние времена, и я говорил с вами, как с молодыми энтами... Что ж, можете лечь на кровать. Я намерен стоять под дождем. Доброй ночи!

Мерри и Пин забрались на кровать и укутались мягкой травой и папоротником. Огни погасли и мерцание деревьев поблекло. Но снаружи под аркой они могли видеть старого Фангорна, неподвижного, с руками, поднятыми над головой. На небе показались яркие звезды, они освещали падающую воду, разбивавшуюся о его пальцы и голову, и рассыпавшуюся от него сотнями серебряных капель. Под звон струй хоббиты уснули.

Когда они проснулись, Фангорна не было. Но пока они плескались в бассейне под аркой, послышалось хмыканье и пение, и старый энт показался на тропе между деревьев.

– Хум, хм! Доброе утро, Мерри и Пин! – прогремел он. – Долго же вы спите. Я был за много сотен шагов от сюда. Теперь мы попьем и пойдем на сбор энтов.

Он подал им два кубка, наполненных из каменного кувшина – на этот раз из другого. И вкус был иным: он был более земляным, более богатым, более подкрепляющим и, если так можно сказать, более похожим на пищу.

Когда хоббиты насытились напитком и кусочками эльфийских лепешек, Фангорн поднял их на руки, как накануне. У выхода он повернул направо, перешагнул через поток и пошел на юг вдоль разрушенных склонов, поросших скудной растительностью. Вскоре он повернул от холмов и вошел глубоко в лес, где деревья были больше, выше и гуще, чем хоббитам когда-либо приходилось видеть. Фангорн шел, что-то задумчиво бормоча про себя, но Мерри с Пином не могли разобрать ни одного знакомого слова: нечто вроде «бум, бум, рамбум, бурар, бум, бум, дахрар бум бум, дахрар гум» и так далее, с постоянно меняющимся ритмом. Иногда им казалось, что ему кто-то отвечает, какие-то звуки неслись из земли, с ветвей над головой, из древесных стволов, но Фангорн не останавливался и не поворачивал головы.

Они ушли уже далеко – Пин пытался считать «энтовы шаги», но сбился около трехтысячного – когда Фангорн начал замедлять ход. Внезапно он остановился, спустил хоббитов на землю, поднес ко рту сложенные ладони и издал громкий клич, подобный звуку большого рога. Со всех сторон послышался такой же ответный звук, и это было не эхо.

Фангорн посадил Пина и Мерри на плечи и опять зашагал, поминутно издавая клич, и каждый раз ответы раздавались все ближе и громче. Наконец, они пришли к необозримой стене темных вечнозеленых деревьев, которых хоббиты никогда не видели прежде: ветви их росли прямо из корней и были густо покрыты темными блестящими листьями. Множество крепких шипов, усеянных большими оливкового цвета почками, торчало во все стороны.

Свернув налево, Фангорн в несколько шагов достиг узкого прохода в этой живой изгороди. Отсюда начиналась тропа, сбегавшая вдоль ступенчатого склона. Хоббиты увидели, что спускаются в большую лощину, круглую, как чаша, широкую, увенчанную по краям короной высокой вечнозеленой заросли. Дно лощины заросло ровной высокой травой. Кроме трех очень красивых серебряных берез, других деревьев не было. Еще две дороги вели в лощину, одна с запада, другая – с востока.

Несколько энтов уже были здесь. Многие спускались по тропам, некоторые шли следом за Фангорном. Хоббиты смотрели на них во все глаза. Они ожидали увидеть существа, похожие на Фангорна так же, как один хоббит на другого, и были очень удивлены, не обнаружив ничего подобного. Энты отличались друг от друга, как деревья: некоторые – как деревья одной породы, но разного возраста, другие – как одна порода деревьев от другой – береза от бука, например, или дуб от сосны. Там было и несколько старых энтов, заросших бородами и сучковатых, как кряжистые крепкие деревья (хотя старше Фангорна не было никого), и были высокие сильные энты, с чистыми ветвями и гладкой кожей, как зрелые лесные деревья, но не было ни молодых, ни подростков. Вместе их собралось около двух дюжин, и столько же еще подходило.

Вначале Пин и Мерри были ошеломлены разнообразием форм, цвета, высоты, длины конечностей; количество пальцев колебалось от трех до девяти. Некоторые энты казались более или менее сродни Фангорну, и напоминали буки или дубы. Некоторые напоминали каштан: они были коричневокожие, с большими руками и неуклюжими пальцами, с короткими толстыми ногами. Некоторые походили на ясень: высокие стройные энты с многопалыми руками и длинными ногами; были энты похожие на сосны (они были выше всех), березы, рябины, липы. Но когда все они собрались вокруг Фангорна, слегка покачивая головами и бормоча что-то своими музыкальными голосами, поглядывая на незнакомцев долгими внимательными взглядами, стало ясно, что это – одно племя: у всех были похожие глаза, не такие старые и глубокие, как у Фангорна, но все с таким же медлительным вдумчивым выражением и с такими же зелеными огоньками.