Ольга Погодина - Князь Лавин

Лодка не успела ткнуться о берег, как император уже вышел на мощеный красноватым, потрескавшимся старым мрамором пол.

– Ло Фу! – не оборачиваясь, император с преувеличенным радушием шел навстречу своему последнему фавориту, который совсем недавно был безжалостно брошен здесь, на причале, дожидаться своего господина, изнывая от ревности. Теперь лицо Ло Фу, – шестнадцатилетнего сына недавно убитого варварами табэя из Восточной Гхор, – сияло от радости, словно озаренное солнцем.

– Мой господин! Я рад вашему возвращению! – он дрожащей рукой почтительно поцеловал протянутую ему монаршью руку.

О-Лэи знала, что эта сцена разыграна для нее, это ее наказание за молчаливый бунт. Ей отчаянно хотелось плакать.

– Мы скучали по тебе, – ласково сказал император, – Последнее время О-Эхэй не может сказать нам ничего по-настоящему интересного.

Императорское "мы" всегда появлялось в речи Шуань-Ю, когда он хотел подчеркнуть пропасть, отделявшую его от остальных. Она давно, очень давно не слышала его, когда император говорил с ней. Или о ней.

О-Лэи кожей почувствовала, как в ее несчастное, напряженное лицо впились десятки равнодушных, злорадных глаз.

– Сегодня эта темная осенняя вода нагнала на нас тоску, – голос Шуань-Ю вонзался в нее, как раскаленный прут, – Мы хотели бы развеяться за игрой в шашки хэ.

Что-то внутри нее встрепенулось: император всегда любил играть именно с ней, быть может, за игрой она сумеет смягчить его, что-то исправить… О-Лэи подняла на императора глаза.

– Ло Фу! Отныне мы оказываем тебе честь играть с нами.

Шуань-Ю улыбнулся ей холодной, мстительной улыбкой, развернулся и ушел, небрежно подав длинные рукава своего золотого императорского одеяния поспешно подскочившим придворным. Людские спины, обтянутые цветастыми узорчатыми шелками, сомкнулись у нее перед глазами, окружая Господина Шафрана и стараясь хотя бы малейшим жестом обратить на себя его внимание.

А она – она осталась одна на причале. Уходя, – или ей почудилось, – что старый жирный евнух Цао улыбнулся ей своей змеиной полуулыбочкой?

Внутри стремительно нарастало сосущее ощущение ужаса, словно она падает и падает в темный бездонный колодец. О-Лэи достаточно пробыла рядом с императором, чтобы знать, что означает такая вот показная немилость с его стороны. Она не просто наскучила императору – она вызвала монарший гнев, а Шуань-Ю последнее время становился все более и более сварливым и мстительным.

Медленно, словно древняя старуха, О-Лэи начала подниматься по широкой лестнице под бесстрастными взглядами дворцовых стражей. Ну вот и все. Конец этому почти трехлетнему полублаженству-полупытке. Одна маленькая возможность покривить душой, солгать чуть более тонко, чуть более искренне, – и всего этого бы сейчас не было. Шуань-Ю бы знал, что она делает это – и позволил бы этому случиться, как это происходило последнее время. Сейчас она бы прошла рядом с ним в Нефритовый зал, чувствуя, как всегда, его руку на своем плече, переставляла бы на доске прохладные нефритовые фигурки, а император бы рассмеялся ее шутке… А ведь было время, когда ему нравилась именно ее искренность.

О-Лэи, не удержавшись, всхлипнула, и почти побежала к своей комнате, которая, – все еще, но теперь уже ненадолго! – располагалась по соседству с покоями Шафранового Господина. Попадающиеся ей навстречу люди недоуменно и любопытно смотрели ей вслед, – скоро, совсем скоро они станут делать вид, что не замечают ее вовсе!

Когда темные полированные двери ее спальни закрылись за ее спиной, О-Лэи бессильно привалилась к ним. В горле что-то хрипло клокотало, но слезы, только что подступавшие к глазам, ушли бесследно, оставив в груди сухую, саднящую боль.

Она знала, что любить Шуань-Ю – чистое безумие. И все-таки сделала это.

Она снова вспомнила свой детский, совсем иной страх, лезущие в нос и глаза с непривычки концы обрезанных волос, и свои шаги по хрустальному полу Зала Приемов, – над ленивыми равнодушными рыбинами, плавающими прямо под ногами. Свою неожиданную выходку, одобрение в красивых карих глазах императора. Длинные холеные пальцы на своем плече. Разъяренный взгляд бывшего фаворита – Рри, – и опьяняющее, наполняющее все тело легкостью чувство победы.

О-Лэи содрогнулась. " Почти три года, " – прошептала она еле слышно сама себе, – " Никто из его фаворитов не продержался так долго."

Теперь ей лучше всего принести обет милостивой богине Иань. Тогда, может быть, ее мать не потеряет свое положение при дворе императрицы-матери, хотя шансов на это, если подумать, немного. Нанесет это удар и по позициям дяди – господин Той значительно упрочил свое положение с тех пор, как она стала приближенной к Господину Шафрана.

Остальное довершат завистники – те, кто все это время ненавидящим взглядом буравил ей спину. Теперь эта ненависть, словно змея, проснется от долгой спячки и вонзит в нее свои ядовитые зубы.

О-Лэи почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она распахнула настежь обе створки окна, и вместе с прохладным осенним ветром в комнату ворвался запах речной воды и далекие крики лодочников. В Шафрановом Чертоге был лучший вид на реку, и из своей спальни она могла видеть далеко-далеко, – темную маслянистую поверхность реки, белые барашки волн внизу, где они трутся о шершавую поверхность нижних этажей дворца, серую шуршащую, полную теней стену плавней на другом берегу, огоньки на воде и по берегам, плавной дугой уходившие за горизонт, – туда, где Великая Хэ приносит свои ржавые мутные воды к морю. Она, О-Лэи, никогда не была там, – только читала старые военные хроники о завоеваниях и древних битвах среди бескрайних москитных болот, которые затем осушали, чтобы превратить в благодатные поля, о строительстве морской крепости и двухпалубных пузатых кораблей – начала будущего могущества куаньлинов в южных морях. Если бы она, О-Лэи, была птицей, она могла бы долететь до устья всего за пять дней – столько, по рассказам, требуется почтовому голубю, чтобы преодолеть это расстояние.

Простые мысли принесли облегчение. О-Лэи, глубоко вдохнув, попыталась представить, как бы она сейчас, оставив за спиной все, все, все! – раскинула руки и полетела далеко-далеко, свободная и легкая, чувствуя только ветер, бьющий в лицо…

Она услышала движение за спиной, но не успела обернуться, когда какая-то неясная темная фигура метнулась к ней, зажала рот, захлебнувшийся криком, и одним движением перекинула через низенький широкий подоконник. Костяшками пальцев ударив женщину в висок, убийца скинул обмякшее тело вниз и, дождавшись глухого всплеска, осторожно вышел так же, как вошел, – через потайной ход, который, кроме него, был известен еще только самому Распорядителю Внутренних Покоев – светлейшему и наимудрейшему Дядюшке Цао.