Стивен Кинг - Извлечение троих

Его тело нуждалось в пище, а потом ему нужна будет вода, но больше всего его телу нужно сейчас лекарство, иначе оно умрет от укуса омарообразной твари. В этом мире должно быть такое лекарство; в мире, где выше любого орла в небе летают кареты, казалось, не было ничего невозможного. Но ему не помогут и самые лучшие снадобья этого мира, если нельзя будет их пронести через дверь.

«Ты можешь жить в этом теле, стрелок, — шепоток человека в черном поднялся из самых глубин сознания. — Брось ты этот дышащий кусок мяса, пусть им займутся омары. Все равно это лишь оболочка».

Он никогда не пойдет на это. Во-первых, остаться в этом теле — значит совершить самое подлое воровство, потому что стрелок знал: он не сможет довольствоваться ролью пассивного пассажира, не сможет просто сидеть, глядя из глаз этого человека, как из окна кареты, на проплывающее мимо пейзажи и сцены.

А во-вторых, он — Роланд. Если ему суждено умереть сейчас, он умрет Роландом. Он умрет на дороге к Башне. Ползком, если нельзя иначе.

А потом в нем опять заговорила та грубоватая практичность, которая, как тигр с косулей, уживалась в душе стрелка с романтическими устремлениями. Рано думать о смерти — он еще даже и не приступил к своему эксперименту.

Бутер был разрезан на две половинки. Он взял их двумя руками, открыл глаза Узника и огляделся. Никто на него не смотрел (хотя в конце прохода о нем очень активно думала Джейн Дорнинг).

Роланд повернулся к двери и вышел на берег, держа в руках по половинке бутера.

Сначала Роланд услышал скрежещущий шум волны, набегающей на гальку, потом — крики птиц, поднявшихся с ближайших камней. Он с трудом сел (ублюдки трусливые, надо ж, слетелись уже; скоро-скоро они на меня накинутся, будет терзать меня по кусочкам, а я еще буду дышать или уже — нет. Такие же стервятники, только перья у них цветные), и вдруг до него дошло, что половинка бутера, та, что в правой руке, выпала на песок, потому что, проходя через дверь, он держал ее здоровой рукой, а теперь держит — вернее, держал — рукой искалеченной процентов на сорок.

Он неуклюже поднял половинку бутера, зажав ее между большим пальцем и безымянным, как мог, отряхнул от песка, осторожно откусил кусочек на пробу, и уже через секунду с жадностью набросился на еду, не замечая песчинок, что скрипели у него на зубах, а еще через пару секунд принялся за вторую половинку. Умял ее за три укуса.

Стрелок не знал, что такое танцующая рыба, но на вкус — изумительно. А остальное уже неважно.

Никто в самолете не видел, как исчез сэндвич. Никто не видел, как Эдди Дин вцепился в две его половинки с такою силой, что по вмятинам на белом хлебе можно было снимать отпечатки пальцев.

Никто не видел, как сэндвич сначала стал прозрачным, а потом и совсем исчез, оставив после себя только несколько крошек.

Секунд через двадцать после того, как он испарился, Джейн Дорнинг затушила в пепельнице сигарету и выглянула из кабины, чтобы взять книгу из рюкзака, но на самом-то деле ей просто хотелось еще раз взглянуть на 3А.

С виду он крепко спал… но сэндвич исчез.

Боже, — подумала Джейн. — Он не съел его, а проглотил целиком. И опять спит? Вы что, издеваетесь?

Свербящее чувство по отношению к 3А, мистеру Вот-Мы-Карие-А-Вот-Голубые, стало еще сильнее. Что-то с ним было не так.

Что-то не так.

Глава 3. ЗНАКОМСТВО И ПРИЗЕМЛЕНИЕ

Эдди проснулся, разбуженный объявлением второго пилота, что минут через сорок пять они приземлятся в Международном Аэропорту Кеннеди, где видимость неограничена, ветер западный, скорость ветра десять миль в час, температура семьдесят по Фаренгейту. Закончив с объявлением, пилот добавил еще, что пользуется случаем поблагодарить всех пассажиров за то, что они выбирают компанию «Дельта».

Эдди огляделся: пассажиры вокруг проверяли свои таможенные декларации и гражданские свидетельства — для прибывших из Нассо достаточно было водительских прав или кредитной карточки американского банка, но большинство пассажиров все же брали с собой паспорта. Итак, он огляделся и почувствовал вдруг, как внутри у него напрягается стальной провод. Он поверить не мог, что спал, да еще так крепко.

Он встал и прошел в туалет. Пакеты с кокой у него под мышками как будто сидели легко и плотно, так же аккуратно прилегая к изгибам подмышечных впадин, как и в номере отеля, где их прикрепил клейкой лентой тихий американец по имени Уильям Вилсон. По завершении операции по приклеиванию этот парень, чье имя прославил По — имя известное, но когда Эдди отпустил какую-то шутку по этому поводу, Вилсон лишь тупо взглянул на него, явно не врубившись — протянул ему рубаху: обычную, в клетку, чуть-чуть полинялую, какую мог бы напялить всякий рубаха-парень, возвращаясь на самолете с коротких предэкзаменационных каникул… только специального кроя — чтобы скрывать странные вздутия под мышками.

— Проверь еще раз перед посадкой, просто на всякий случай, — сказал ему Вилсон, — но я уверен, все будет в порядке.

Эдди не знал еще, как оно будет, но у него была еще одна уважительная причина повидаться с толчком прежде, чем зажжется надпись «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ». Несмотря на все искушения — а под утро вчера искушение превратилось уже в насущную потребность — он сумел продержаться на остатках той дряни, которую желтушное существо поимело наглость обозвать китайским белым.

Пройти таможню в Нассо гораздо проще, чем пройти ее, скажем, на Гаити, или в Квинсоне, или в Боготе, но и у них там есть наблюдательные ребята. Подготовленные ребята. Нужно держать ухо востро. Зарезаться можно на чем угодно, одна ошибка, один просчет — и ку-ку.

Он нюхнул порошок, скомкал бумажку, в которую он был завернут, спустил ее в унитаз и тщательно вымыл руки.

Конечно, ты если оплошаешь, то сам ничего не заметишь, так? — сказал он себе. Но — нет. Он сделает все, как надо. И ничего так психовать.

Возвращаясь к своему креслу, он увидел ту самую стюардессу, которая подала ему джин, кстати, он так его и не допил. Она улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ, сел на место, пристегнул ремень, взял журнал, полистал его, тупо глядя на слова и картинки. Ничего особенного. Внутри у него стальной провод натянулся еще сильнее, а когда загорелась надпись «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ», он провернулся два раза и едва ли не зазвенел от напряжения.

Героин подействовал — и тому доказательство: заложенный нос, — но, если честно, Эдди даже не чувствовал этого.

Но зато хорошо прочувствовал другое: незадолго до приземления он опять пережил очередной провал в памяти… короткий, но вполне определенный.