Тайны Космера - Брендон Сандерсон
— Да, — со вздохом признала Шай. — Я подменила картины за пару дней до того, как полезла за скипетром. Проверяла систему охраны дворца. Я проникла в галерею, добралась до кабинета Фравы и для пробы подменила картину.
— Значит, они считают подделкой оригинал, — с улыбкой заключил Гаотона. — Ты подрисовала эти неточности, чтобы оригинал казался копией!
— Вообще-то нет. Хотя раньше я применяла эту уловку. Обе картины поддельные. Просто одна — явная подделка, которую должны были обнаружить, если что-то пойдет не так.
— Получается, оригинал до сих пор где-то спрятан… — с любопытством произнес Гаотона. — Ты проникла во дворец, чтобы изучить систему охраны, потом заменила оригинал копией. Вторую копию, чуть похуже, ты оставила в своей комнате как ложный след. Если бы тебя поймали на месте преступления или тебя выдал подельник, мы бы обыскали твою комнату, нашли там плохую копию и решили, что ты не успела совершить подмену. Служащие приняли бы более совершенную копию за подлинник. И никто не стал бы искать оригинал.
— Примерно так.
— Очень умно. А если бы тебя поймали, когда ты полезла во дворец за скипетром, ты бы созналась, что хотела украсть только картину. При обыске твоей комнаты нашли бы подделку, тебя бы обвинили в попытке кражи у частного лица, то есть Фравы, а это далеко не столь страшное преступление, как похищение имперской реликвии. Вместо смертной казни тебя бы приговорили к десяти годам каторги.
— К несчастью, в самый неподходящий момент меня предали, — сказала Шай. — Шут подстроил так, что меня поймали, когда я выходила со скипетром из галереи.
— Но что насчет оригинала картины? Где ты его спрятала? — Гаотона помедлил. — Картина все еще во дворце?
— В некотором роде.
Гаотона посмотрел на нее, по-прежнему улыбаясь.
— Я ее сожгла.
Улыбка тут же исчезла.
— Ты лжешь.
— Не в этот раз, старик. Картина не стоила такого риска, чтобы пытаться вынести ее из галереи. Я подменила ее только для того, чтобы проверить систему охраны. Пронести подделку просто — на входе никого не проверяют, только на выходе. Моей настоящей целью был скипетр, кража картины — дело второстепенное. Подменив оригинал фальшивкой, я бросила его в камин в главной галерее.
— Ужасно! — воскликнул Гаотона. — Это была работа кисти Шу-Ксена, его величайший шедевр! Он ослеп и больше не может рисовать. Ты представляешь, сколько она стоит?.. — Он брызгал слюной. — Я не понимаю. Зачем, зачем ты так поступила?
— Не важно. Никто об этом не узнает. Все будут смотреть на подделку и радоваться. Никто не пострадал.
— Эта картина — бесценное произведение искусства! — Гаотона впился в Шай взглядом. — Ты подменила ее лишь из гордыни. Ты не собиралась продавать оригинал, просто хотела, чтобы в галерее висела твоя копия. Ты уничтожила шедевр, чтобы возвыситься.
Шай пожала плечами. Это не вся история, но картину она и правда сожгла. У нее были на то причины.
— На сегодня хватит. — Гаотона встал и махнул рукой. Лицо у него раскраснелось. — А я начал было думать… Ба!
И вышел за дверь.
День сорок второй
Каждый человек — головоломка.
Так учил Тао, ее первый наставник. Поддельщик не просто мошенник или шарлатан. Поддельщик — художник, рисующий человеческим восприятием.
Надуть может любой чумазый оборванец с улицы. Поддельщик метит выше. Обычные мошенники сначала пудрят мозги, а потом сбегают, пока жертва не опомнилась. Поддельщик же должен создать нечто столь совершенное, столь прекрасное, столь реальное, что жертва никогда не заподозрит обман.
Человек — как дремучая чаща, заросшая лианами, бурьяном, кустами, молодняком и цветами. В любом человеке переплетается множество эмоций и желаний, и обычно они борются друг с другом подобно тому, как розовые кусты сражаются за один клочок земли.
«Уважай людей, которых обманываешь, — учил ее Тао. — Если воровать у них достаточно долго, начинаешь их понимать».
По мере работы Шай создавала книгу — подлинную историю жизни императора Ашравана. В ее книге будет больше правды, чем в тех, что писали хронисты во славу императора, и больше правды, чем даже в дневнике, написанном его собственной рукой. Шай медленно собирала кусочки головоломки, пробираясь через дебри разума Ашравана.
Как и сказал Гаотона, император был идеалистом. Шай видела это по ранним записям, исполненным сдержанного беспокойства, по его отношению к слугам. Империя не такая уж ужасная. Но и не чудесная. Просто империя. Народ терпел ее, поскольку при умеренном произволе существовать удобно. Коррупция неизбежна, но жить с ней можно. Или так, или смириться с хаосом и неизвестностью.
Великие во всем пользовались покровительством. На государственную службу, которая считалась самым прибыльным и престижным занятием, чаще всего поступали благодаря связям и взяткам, а не умениям и способностям. Вдобавок тех, кто лучше всех служил империи, — торговцев и ремесленников — регулярно обирали до нитки сотни жадных рук.
Это ни для кого не было секретом. Ашраван хотел все изменить. Поначалу.
А вот потом… Никакого конкретного «потом» не было. Поэты объяснили бы провал Ашравана одним-единственным недостатком в его характере, но у человека всегда больше одного недостатка, равно как и страстей больше одной. Если бы Шай принимала за основу подделки одно качество, получился бы не человек, а жалкое подобие.
Но… можно ли рассчитывать на что-то лучшее? Не стоит ли удовольствоваться правдоподобием в чем-то одном? Например, создать императора, который будет правильно вести себя при дворе, но не одурачит ближайшее окружение. Возможно, это сработает подобно театральным декорациям, которые служат своей цели во время спектакля, но серьезной проверки не выдерживают.
Такая задача вполне осуществима. Наверное, стоит объяснить арбитрам, что именно возможно, и сотворить им подобие императора — марионетку, которая исполняет свои официальные обязанности, а потом удаляется под предлогом недомогания.
Такое Шай может сделать.
Но она поняла, что не хочет.
В этом нет вызова. Это методы уличного воришки, живущего сегодняшним днем. Поддельщику пристало создавать нечто долговременное.
В глубине души Шай радовалась вызову. Она поняла, что хочет вернуть Ашравана к жизни. По крайней мере, хочет попытаться.
Шай прилегла на кровать, уже переделанную в более удобную, с балдахином и пуховым одеялом. Шторы она всегда задергивала. Вечерние стражники играли за ее столом в карты.
«Почему ты так стремишься вернуть Ашравана к жизни? — спросила себя Шай. — Арбитры убьют тебя прежде, чем ты увидишь результат своей работы. Тебя должно заботить только бегство».
И все же… сам император. Она решила украсть Лунный скипетр, потому что это самая знаменитая реликвия империи. Она хотела, чтобы ее работа была выставлена в великой императорской галерее.
Однако ее нынешняя задача… гораздо сложнее. Кто
