Временные трудности (СИ) - Панфилов
— Спасибо, госпожа Лихуа, это был очень вкусный суп!
Матушка глубоко вздохнула и скрылась, одарив Ханя полным боли и жалости взглядом.
Хань уставился на пустую миску и чуть не заплакал.
— Но я же должен питаться! — вышло неубедительно, так что обострившийся разум Ханя тут же придумал несокрушимый аргумент. — Для тренировок нужно много сил! Э-э-э, учитель!
«Учитель» посмотрел на него внимательным взглядом, а затем неожиданно кивнул:
— Ты прав, ученик. Идём!
Хань словно ощутил прилив сил, даже боль словно уменьшилась, и он помчался… заковылял быстрее за учителем, который повел его куда-то прочь. Из-за усталости и расстроенных чувств Хань не сразу сообразил, что его ведут наружу в… куда? Здания слуг? Сил возражать и бороться не было, накатила полная апатия. Да и чего можно было ждать от черноногого простолюдина, который неведомым попущением небес и духов попал в поместье благородного рода?
Не успел он опомниться, как очутился на тяжёлой деревянной скамье, которая под его весом даже не скрипнула, за грубо сколоченном из досок столом, не накрытом не то чтобы шёлком или парчой, а даже обычной тряпкой. Миску, которую злодей бухнул перед ним, тоже сделали отнюдь не из лучшего фарфора, да и не из фарфора вовсе. Слуги, сидевшие по обоим сторонам Ханя, было вскочили, но под тяжёлым взглядом «учителя» вернулись на свои места.
— Что это? — скривился Хань.
— Овощи — вот основа здорового питания, — ответил учитель, садясь вместе со всеми, — как и рис, любой крестьянин тебе это подтвердит. А сегодня, смотри, рисовая лапша — блюдо, достойное богов и духов!
— Я хочу мяса! — искривил губы Хань.
Все за столом ели как животные — отдельный пузатый слуга, стоящий возле двух закопчённых котлов, накладывал им без какого-либо выбора блюд — по черпаку из каждого. Грубая, неприятно выглядящая еда вызвала у Ханя лишь отвращение. Но глупый живот не понимал происходящего, толкался, пихал и бурчал изнутри. Он требовал только одного — заполнить его чем угодно и поскорее.
— Мяса! — захохотал злодей. — Вы слышали — мяса?
Смех его никто не поддержал, слуги опасались последствий, но их взгляды стали резкими и понимающими. Это злило.
— Мясо еще надо заслужить, — наставительно заявил учитель и придвинул миску. — Жри! Хотя можешь не жрать — я отдам твою еду другим.
Хань заметил голодный блеск во взорах слуг и, немедленно схватив миску, начал хватать оттуда еду и запихивать в рот, компенсируя недостаток приправ солёными слезами.
— Стой, — прозвучал голос и Хань остановился.
— Где твои манеры? Ешь палочками, как человек, или жри с пола, как собака. Выбор за тобой.
— Фа, фуфывел, — едва не подавился Хань.
Поспешность в еде всегда считалась пороком, а недостаток воспитания за столом — признаком низменного происхождения. И если бы его увидел сейчас отец, он немедленно бы отрубил ему голову. Или отрубил бы голову себе — увидав, какой позор на род навлекает Хань, разговаривая с набитым ртом. Но ему было уже плевать даже на вываливающиеся изо рта куски. Воспитание? Достоинство? Манеры? Какие еще манеры, когда он жрёт собачью еду вместе со слугами? Хань плакал и ел, давился и плакал еще сильнее. Дрожащие руки не могли удержать палочки, и еда валилась мимо, прямо на стол и даже на пол, что вызывало новые слёзы, кашель и сдавленные всхлипы. В глазах слуг читались презрение и осуждение.
☯☯☯
Хань вынырнул из тяжёлого липкого сна прямо посреди ночи. Всё тело ныло, каждое движение причиняло боль. Неудачно повернувшись, Хань заорал и тут же прикусил руку. Вот он, его шанс! С трудом откинув мысль, что его рука такая приятная, аппетитная и состоит из мяса, он поднялся с ложа и как можно более бесшумно, на цыпочках, прокрался к выходу, приоткрыл дверь, выскользнул наружу и собрался прочь. Сначала следовало пробраться на дворцовую кухню, а потом бежать! Бежать прочь! Что-то запуталось в ногах, и он бухнулся на землю.
— Оно пришло! — сказали прямо в ухо.
— Что? Где? Куда пришло? — слова застряли в глотке подскочившего от ужаса Ханя, и он едва не откусил себе язык.
Учитель смотрел на него сверху вниз, как заправский злодей — на беззащитную героиню, и Хань заплакал от бессилия. Ведь он знал, что на спасение не придёт никакой Бао Сяо, не срубит этому подлецу голову и не поразит его своими могучими техниками!
— Что пришло, учитель? — быстро, пока не случилась беда, поправился Хань.
— Время тренировок! Ученик, встать в стойку дабу.
Что, прямо тут? Он что, не понимает, что личные покои — это священное для достойного мужа место, где не подобает заниматься разными глупостями? И уж точно неприлично глазеть на стены и в тусклом лунном свете разглядывать плоды чужой мудрости, при этом скривившись в насмешке!
— Да, учитель, — жалко выдал Хань в ответ, не дожидаясь новых побоев.
Он становился в стойку, несколько раз падал, снова становился, пока мучителю не надоело, и он не погнал Ханя на полигон, «раз не получается стоять — немножечко разогреться, разогнать кровь и ци».
Бегать ночью, при неверном свете звёзд и лун, оказалось даже хуже чем днём, под раскалённым солнцем.
— Я больше не могу, — заплакал Хань, в очередной раз споткнувшись и валясь лицом в грязь. — …учитель.
Мягкую уютную грязь, оставшуюся после вчерашнего дождя, а не жесткие землю и камень тренировочного поля.
— Это ты только думаешь, что не можешь, — тут же сообщил ненавистный голос.
Обычно его спокойствие в голосе и ленивый тон бесили до багровых кругов перед глазами. Но сейчас у Ханя не хватало сил, даже чтобы страдать.
— Карп может стать драконом, если поднимется по водопаду. Повторяй за мной — карп может, и я смогу!
— Карп может, и я смогу, учитель! — повторил Хань сквозь слезы.
— Но сейчас я не карп.
— Я не карп, учитель!
— Я икринка. Головастик.
— Вы икрин…
Хань даже не понял, что случилось. Вот он просто бездумно повторяет слова. А вот через мгновение пальцы его руки торчат под противоестественными углами, а тело пронзает такая боль, что он не смог даже закричать, поперхнувшись собственным языком.
Учитель склонил голову набок, оценивая плоды своей работы, как сам Хань когда-то в другой жизни оценивал красоту свеженаписанной цитаты. Затем неодобрительно хмыкнул, схватил рукой Ханя за запястье, а другой начал вставлять пальцы на место.
Хань истошным голосом заорал и попытался вырваться, но не смог даже поколебать эту железную хватку. А через мгновение пальцы учителя окутались неярким светом ци, и Хань понял, что боль уходит, а рука снова может работать. Тем не
