Святослав Логинов - Земные пути
Предупреждённые заранее северяне ждали нападения, но всё же попятились при виде возникшего из ниоткуда войска. Посох в руке первосвященного Кайруса резко распрямился и, невиданно удлинившись, ударил в грудь одного из дружинников дер Наста. Воин отлетел в сторону, на его губах выступила кровь, грудь была вдавлена внутрь, будто не тонкий посох коснулся её, а трёхпудовый валун, сорвавшийся с вершины Растекайсе.
— Это преемник Протта? — громыхнул дер Наст. — Да его магии не хватит, чтобы ушибить малиновку! Покойник убивал посохом по семи богатырей за удар, а этот рукосуй и держать его не умеет!
Голос кёнига именно громыхнул: вся тирада заняла меньше времени, чем потребно человеку, чтобы воскликнуть “Ох!”. И всё же воины с обеих сторон разобрали каждое слово. Искусство напыщенной похвальбы в самые неподходящие мгновения боя с давних времён отличало снегардских кёнигов.
— Эй, недомерок, теперь бью я! Лови!
Верховный жрец не успел ни вскинуть посох, ни хотя бы повернуться на голос. Кинжал повелителя мечей опрокинул первосвященника, бесславно завершив его недолгое правление. Оба войска замерли, словно не веря случившемуся.
— А вот с этими придётся порубиться как следует! — Голос дер Наста, как всегда, был слышен всем. — Сами они — пустышки, но за них дерутся мечи. Что ж, покажем мечам, кто их повелитель!
— Фирни, у нас дела, — этого голоса не слышал никто, кроме дер Наста.
Напоминание остудило задор кёнига.
— Отходим! — безо всякого перехода скомандовал он. — Закрепиться в домах и медленно отходить к ялам. Старайтесь разъединить меченосцев. Пока они вместе, к ним подступа нет. Я скоро буду.
Вышколенные дружинники без тени замешательства начали отход. Подозвав семёрку лучших воинов, дер Наст поспешил вслед за Роксаланой к обещанному подкопу, которым ещё минуту назад он не желал пользоваться.
Круглый туннель, пробуравленный индриком, вывел отряд почти к самому монастырю. Оставленные для охраны служители были изрублены в четверть минуты, и повелитель мечей ступил под своды храма.
Хотя с памятных событий прошло с лишком четыре года, Фирн Глубокая Шапка сразу узнал Иста. Кёниг подошёл к кристаллу, прижал к нему ладони раскрытых рук, словно хотел обнять недруга.
— Вот и свиделись, племянничек, — прошептал он. — Значит, прошлый раз сумел ускользнуть… Посмотрим, как ускользнёшь на этот…
— Фирни, — напомнила о себе Роксалана. — Этого мальчика надо освободить. Думаю, что вдвоём мы сумеем расколоть кристалл.
Дер Наст повернулся к колдунье. Широкая открытая улыбка озарила его лицо.
— Милочка, с чего ты взяла, будто я собираюсь выручать этого юнца? Да, он мне знаком, но за ним тянется такой должок… кстати, и за тобой тоже. Так вот, с тобой я теперь в расчёте. Сначала Норгай, а потом удовольствие видеть мерзавца запаянным в стекло… я искренне прощаю тебе все долги. Если угодно, можешь идти домой, думаю, он пострадал не слишком сильно. А к племянничку у меня ещё есть дела.
Отшатнувшись, Роксалана смотрела, как на ладони дер Наста извивается тонкая золотая нитка. Дер Наст приблизился к кристаллу, хлопнул по нему ладонью, словно мальчишка, запятнавший наконец долго уворачивавшегося приятеля.
— Заклятие медленного времени, — пояснил дер Наст, радушно улыбаясь. — Не будь оно живым, парень вышел бы наружу лет через полтораста. Но старый Протт знал толк в колдовстве. Кристалл подпитывает себя одиночеством и тоской пленника. Чем дольше пленник пробыл в кристалле, тем дольше оттуда выходить. Хитро… Жаль, я не умею делать таких шуток. Я бы залил медленным временем тебя и поставил в своём замке рядом с чучелом медведя. Иногда я бы разговаривал с тобой, ведь это можно, если испытываешь к пленнику искреннее чувство. Я мог бы побеседовать и с ним, — палец мага ткнул в сторону впаянной в кристалл фигуры, — но пока я не буду этого делать. Я подожду. Золотому волосу неведомы тоска и одиночество, он не способен испытывать скорбь и умножать её. Значит, через полтораста лет он достигнет твоего любовника. Я надеюсь дожить до этого времени и мирным пилигримом приплыть в Норгай на поклонение святыням Гунгурда. Если хочешь, приходи тоже. Мы вместе посмотрим, как исполнится моё проклятие. И пусть меня зажарят фуэты, но ради такого удовольствия я согласен ждать полтора века.
Роксалана пятилась, не сводя ненавидящего взора с дер Наста. В эту минуту она как никогда была похожа на ведьму.
— Прощай, красотка! — крикнул дер Наст от дверей. — Скажу честно, в дряхлом виде ты нравишься мне куда больше, чем в юном.
Роксалана гневно выпрямилась, глаза метнули тёмные молнии, волосы мгновенно почернели, но дер Наст был уже на ступенях и ничего не видел.
Заторможенно, словно её вело чужое заклятие, Роксалана обошла хрустальный куб, встав так, чтобы пленник медленного времени мог разглядеть её. Приложила ладони к неощутимой границе, стараясь проникнуть разумом сквозь мерцающие грани.
— Исти, ты меня слышишь?
И ответ пришёл, трудный и тягучий, словно сами мысли были заморожены застывшим временем:
— Роксалана?…
— Это я, Исти! Им пришлось меня выпустить вместе со всеми, иначе они не могли наложить на тебя заклятие. Я теперь на свободе, но не знаю, как помочь тебе. Исти, подскажи, что мне делать?
— Позови учителя.
— Как? Я просила о помощи могучего чародея, он только что был здесь вместе со старой ведьмой. Но, увидев тебя, он отказался помочь.
— Это дер Наст. Он мой враг.
— С этой минуты — и мой враг тоже. Но о каком учителе ты говорил, Исти?
— Тут неподалёку есть лес. Встань на развилке любой тропы и громко крикни: “Ист попал в беду!” Учитель услышит.
— Хорошо… — прошептала Роксалана в прозрачную глубину. — Исти, любимый, я сделаю всё, что надо.
* * *“Значит, у мальчика есть учитель. Это разом объясняет всё. Кроме одного: кто из магов оказался так беспечен, чтобы делиться могуществом с другим человеком. И уж тем более этим не станет заниматься никто из богов. Легенды об учителях — всего лишь легенды. Даже Протт лгал, будто учился у Гунгурда. Маг всего добивается сам, в одиночку. И лишь потом, когда ты достиг могущества, на тебя обращает внимание бессмертный и благосклонно берёт в прислужники, одаряя взамен крохами своего всесилия.
И всё же Ист говорил об учителе. Благая Амрита, меньше всего на свете я хотела бы встретиться с этим учителем лицом к лицу. Но что-то делать надо; золотой волос мне не остановить, а бросить Иста я не могу. Слишком хорошо я сплела паутину и сама запуталась в ней вместе с моим залётным мотыльком”.
* * *Суровый кодекс воина, изустно передаваемый зимними вечерами от одного поколения другому, регламентирует в походе каждую мелочь. И, уж конечно, он однозначно говорит, как вести себя с женщинами. Мужчин убивают, женщин — нет. Более того, обычай запрещает растрачивать в походе мужское естество, от которого зависит ярость в бою и отвага. И даже после боя нельзя оставлять своё семя дочерям и жёнам противника, чтобы потом не пришлось биться против собственных сыновей и братьев. Но ничто не запрещает увозить полонянок с собой. Случалось, что на отваливающих кораблях девушек было больше, чем похитителей. Ещё в море происходило сладкое разрешение воинского поста, и плач обиженных красавиц разносился над волнами. Потом пленницы становились служанками или отправлялись в стряпущую, но и там главное своё предназначение должны были выполнять беспрекословно. Потому и бегали по улочкам Снегарда и других северных поселений черноволосые, раскосые, а то и вовсе темнокожие ребятишки. И даже в окрестных хуторах у хозяина случалось до полудюжины привезённых из набега служанок, и законная жена, бывало, месяцами ждала, пока супруг обратит на неё благосклонное внимание.
Все эти тонкости были неведомы прелестным жительницам Норгая, да и в противном случае радости бы принесли немного, разве что старухам и уродливым страхолюдинам. Каждый бежал и прятался где мог.
Этой осенью Рита должна была выйти замуж за весёлого парня Тибба — подмастерья из кожевенной слободы. Союз заключался по любви, и, хоть не предвиделось в грядущем особых богатств, оба были счастливы ожиданием заветного дня. И вдруг, когда до свадьбы оставалась всего неделя, на город пало нашествие. Правда, кожевенная слобода не горела — завоевателям хватало добычи в самом городе, где жили богатей, но всё же народ старался спрятаться, как только возможно. Рита и Тибб схоронились в сарае, где хозяин сваливал невыделанные кожи. Рита беззвучно плакала, Тибб судорожно сжимал косой нож, которым кроил в мастерской подмётки. Ждали беды, и беда пришла, но вовсе не та, какой боялись.
Бесшумно отворилась дверь, и через порог шагнула женщина. Длинное платье чёрного атласа, каких вовек не бывало в предместьях, тусклый блеск старинного золота на запястьях и шее, искры бриллиантов в струящихся чёрных волосах. И лицо — прекрасное, как у статуи, и такое же неживое.
