Марк Хелприн - Зимняя сказка
Сначала это обращение вызвало у горожан лишь недоумение, но в скором времени они стали относиться к нему как к серьезной предвыборной программе. Прегера стали величать не иначе как Вестником Зимы, Снежным Королем и Рождественским Подарком.
Прегер не отличался скупостью. Он мечтал о победе на выборах, но не желал связывать себя заведомо невыполнимыми обещаниями, благодаря чему его предвыборная кампания была крайне необычной даже для самой темной лошадки. Хотя Прегера поддерживал сам Крейг Бинки, очередной раз утомившийся его эскападами народ не проявлял особого интереса к облепившим весь город плакатам с изображением новоявленного кандидата в мэры и к телепризывам Бинки «внять голосу совести и проголосовать за де Пинто». Прегер начал предвыборную кампанию, имея на своем балансе всего шесть процентов голосов избирателей, в то время как надолго его соперников – независимого кандидата Кроуфорда Виза IV и Горностаевого Мэра – приходилось тринадцать и восемьдесят один процент голосов избирателей соответственно.
Подобное состояние дел не только не смущало, но даже до известной степени воодушевляло Прегера, обретавшего все новых и новых приверженцев. Там, где прочие политики, включая самого Горностаевого Мэра, с готовностью давали заведомо невыполнимые обещания (гарантируя чистоту улиц, а также полную и окончательную победу над преступностью), Прегер вел себя куда осторожнее, собирая благодаря этому все больше и больше голосов. Выступая на уличном митинге, Горностаевый Мэр мог пообещать, что количество полицейских возрастет на тридцать процентов, количество мусорных бачков удвоится, налоги же снизятся до смехотворного уровня. Разумеется, горожане прекрасно понимали, что вне зависимости оттого, кому достанется кресло мэра, полицейских в городе станет куда меньше, бачки уступят место мусорным кучам, а ставки налогов побьют все рекорды, и тем не менее встречали его обещания бурными аплодисментами.
Кроуфорд Биз IV повторил сказанное соперником, изменив прогнозируемые проценты, и тоже сорвал аплодисменты.
Настал черед Прегера де Пинто. Он не сказал ни слова о мусоре, электричестве или о полиции и говорил о зиме, санках, просторах родной страны, а также о любви, верности и о чувстве прекрасного. Несмотря на всю видимую странность подобной речи, он тут же сравнялся в популярности с Горностаевым Мэром и, вспомнив о годах, проведенных на Хейвмейер-стрит, поспешил обвинить действующего мэра в тайных переговорах с Джексоном Мидом, ударив его, что называется, ниже пояса. Порою он действовал с необычайной жестокостью (что, как ни странно, чрезвычайно импонировало его избирателям), после чего вновь возвращался в идиллический мир белых зим. Он буквально гипнотизировал горожан рассказами о скачках на санных упряжках, о лыжных прогулках и о свирепствующих за окнами снежных бурях.
Избиратели прекрасно понимали, что все кандидаты отчаянно врут, и потому отдавали предпочтение тому, кто врал самозабвеннее и изобретательнее других. Ставки Прегера де Пинто медленно, но верно повышались. Горностаевый Мэр впал в панику и увеличил количество мусорных бачков и полицейских сразу вдвое. Прегер же продолжал чаровать электорат картинами справедливого мироустройства и зимнего рая.
– Сегодня мы никак не можем отправиться в Кохирайс! Северные дороги блокированы, а железнодорожные пути все еще не освобождены от снежных заносов! – сообщил, вернувшись в Йорквилл, Хардести, объехавший на лыжах всю округу.
– Кому теперь нужны все эти поезда и дороги? – искренне удивилась Вирджиния.
– Но как же ты собираешься добраться до места? Она смерила его презрительным взглядом.
– Конечно же, на санях!
– На санях?!
– Да. Это у вас, в Сан-Франциско, на санях никто не ездит.
– Похоже, ты наслушалась предвыборных речей Прегера… Наверняка ты отдашь за него свой голос.
– Разумеется. Кстати, тебе придется сделать то же самое. Можешь отправляться за санями, я же тем временем соберу детские вещи.
– О каких санях ты говоришь? Где я тебе их достану?
– Это уже не моя проблема. Не забудь о лошадке, сене, овсе и попоне. До Фтили за один день всяко не доберешься…
– До Фтили?!
– Иди за санями! – приказала Вирджиния.
Хардести вернулся уже к вечеру с поблескивавшими серебристыми полозьями прекрасными новыми санями, запряженными черной, словно обсидиан, кобылой.
– Ехать уже поздно, – сказал он. – Через час-другой начнет темнеть.
– Вот и замечательно! – возразила она. – Поедем ночью при лунном свете.
Подслушавшая этот разговор Эбби тут же решила, что она не станет кататься на санях по ночам и не поедет на озеро Кохирайс. Она поспешила на кухню и, достав из буфета пять булочек и полфунта шоколада, забралась на верхнюю полку платяного шкафа, решив оставаться на ней до поступления в колледж.
– Где Эбби? – спросил Хардести у Мартина.
– Не знаю, – буркнул тот в ответ, не желая выдавать сестру.
Поиски Эбби продолжались почти два часа. Сначала они решили, что Эбби упала с балкона, затем стали искать ее у соседей и в ближайших магазинах. Они заглядывали и в платяной шкаф, но так и не смогли увидеть ее за бастионом, выстроенным из подушек.
В конце концов Эбби проголодалась и, спустившись на пол, тихонько проскользнула на кухню, где и была поймана с поличным. Увидев родителей, она завопила истошным голосом:
– Никуда я с вами не поеду!
– Вон в чем дело! – вскричал Хардести. – Выходит, ты пряталась от нас все это время!
– Не хочу никуда ехать! – выкрикнула она в ответ и поспешила забраться под кухонный стол.
– Мне очень жаль, но тебе все-таки придется поехать вместе с нами, – грозно засопел Хардести, усаживаясь прямо на пол. – А ну-ка выходи оттуда! У нас и так времени мало! Тебе же надо одеться!
– А вот и не выйду!
– Эбби! Сейчас же иди сюда! – приказал Хардести, щелкнув пальцами.
Эбби перепугалась не на шутку, однако явно не собиралась покидать своего укрытия.
– Ладно. Тогда придется залезть под стол мне! – пригрозил отец, опускаясь на колени.
Через пару минут Эбби уже стояла перед дверью в своем зимнем костюме, сжимая в руках подаренного ей Гарри Пенном серого плюшевого кролика Тедди, который был одет в смешное полосатое платьице.
Погрузив на сани провиант и подарки для госпожи Геймли, они уселись на переднем сиденье. Хардести правил санями, Эбби устроилась на коленях у Вирджинии, а сидевший немного поодаль Мартин держал в руках длинный хлыст.
Закутанная в меха Эбби походила на маленькую эскимосскую девочку. Мартин был одет в куртку из тюленьей кожи с меховой подкладкой, сшитой из шкуры койота. Мать надела свою соболью шубу, а Хардести напялил на себя тяжелый овчинный тулуп, в котором он ходил еще в Скалистых горах. Ноги они укутали толстыми зелеными пледами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});