Александр Меньшов - Пряди о Боре Законнике

— Может, выполнишь его сам?

— Ты в этом лучший, — ухмыльнулся эльф. — Если не успеешь, медвеухие сметут весь лагерь и перебьют большую часть гибберлингов. Тогда придётся подправить послание. И в нём ты будешь фигурировать, как Бор Головорез, предательски заманивший варваров к себе в стан и… Дальше, думаю, ты понял. Я доступно объяснил?

— Доступно. Только учти и ты: наша дорожка теперь узковата для двоих.

— Учту. Потому и пропускаю тебя вперёд, — тут эльф улыбнулся собственному остроумию.

Питт развернулся и пошёл прочь. Я с минуту глядел ему вслед, даже когда он вышел вон из шатра.

Крепыши, что стояли рядом, всё ещё ждали каких-то распоряжений. От меня ли, или от эльфа, их нового военачальника, но ждали.

— Чего застыли? — злобно бросил я. — Солдаты готовы?

— Да, господин Бор. Отряд ждёт снаружи.

— Ладно… коли Судьбе так угодно… покончим с этим делом.

И мы пошли вперёд…

Ратников из числа медвеухих было всего тридцать шесть. Никто из них не ушёл… не смог…

Мы напали на них спящих. Действовали быстро, слаженно. Каких-то полчаса, а то и меньше, и все обёртыши, что ждали за озером вождей, были вырезаны.

Удивительно, но никто из гибберлингов не выглядел ошарашенным, или смущённым. Напротив, они (а в особенности Крепыши, от которых я втайне всё же ожидал иной реакции, чем от остальных их сородичей) деловито суетились возле мёртвых тел, явно решая вопрос о том, каким образом их погребать: сжечь, закопать или…

Вот же суки! Все! Да и я… куда ж деться!

Вороны со мной совсем не разговаривали. Каждый из них успел сегодня отведать чужой крови. И теперь лениво, будто хозяйские коты, которые налопались рыбы и развалились на лавке (читай ножнах), мурлыкали с довольством себе под нос.

Все кругом спокойны… даже как-то нарочито спокойны, будто так и надо. А вот я… моя душа была не на месте.

— Орм! — сурово окликнул я старшего Крепыша. — Готовь мои вещи. И еды не забудь. На неделю-полторы.

Гибберлинг изобразил на своей мордочке вопрос.

— Через час я ухожу на Священную землю обёртышей.

— Сами?

— Да.

— А мы?

— У вас иной военачальник. Будете с ним это дерьмо разгребать. А я не хочу ни видеть, ни слышать… никого. Это ясно?

Может, со стороны поход в одиночку казался глупостью, но сейчас мне все остопротивели. Абсолютно все.

Я швырнул Крепышам свою эльфийскую флягу и приказал опорожнить её от «обжигающего эля», и наполнить чистой водой.

Орм начал что-то лебезить, выводя меня из себя.

— Да поживее! — гаркнул я, а сам пошёл к берегу озера умыться…

6

Четвёртый день шёл снег. Если бы не лыжи, то так далеко бы забраться не получилось.

Я двигался вдоль северо-западного берега. День стал значительно короче. Приближался тот период, когда архипелаг должен был погрузиться в «вечную ночь».

Каждый день я проходил весьма солидное расстояние. Для ночлега выбирал пологие площадки, которые старательно расчищал от снега и обкладывал с подветренной стороны сосновыми лапами. Их же использовал как подстилку.

Костёр мастерил из своих зачарованных стрел, иногда, правда, подкладывая валежник. Потом кипятил в котелке воду и заваривал цветочный чай. Хорошенько перекусывал и заваливался на боковую.

Всю дорогу меня терзали неприятные мысли. События на пиру, их стремительность и… неизбежность, что ли… приводили моё сознание, мой разум в состояние уныния.

Для очистки совести надо было бы этому Питту ди Дазирэ вспороть живот и выпустить кишки. Конечно же, это была его идея насчёт отравления, чтобы он там не говорил, на кого бы он там ни ссылался. Но тот факт, что сами гибберлинги из моего отряда пошли на подобную… низость… подлость… этот факт, честно говоря, валил с ног похлеще полугара.

О, Сарн, и почему я согласился подыгрывать им? Вот же дурак! Что теперь стоит Питту написать в Сккьёрфборх, что отравление на пиру подстроил я? А потом вырезал спящих ратников в их лагере…

Твою мать! Ну, я и попал!

Разве не странно, что сознание, попавшее в иные рамки существования, или столкнувшееся с невиданными вещами, обычно пытается подогнать происходящее под известные шаблоны? Где-то далеко внутри, я некоторым родом пытался оправдать и эльфа, и гибберлингов. И удивительно, что мне это удавалось.

Я такой же, как все… а иногда и хуже… и меж тем не пытаюсь ничего исправить… А надо ли? Может плыть по течению… я могу… у меня выйдет… навру с три короба, и нет проблем… мне не сложно, я могу…

На пятый день моё сознание окончательно смирилось с настоящим. Пропало то чувство стыда… вернее, притупилось. А ноги неуклонно несли меня на север в Священные земли.

Выходит, что я решился… и другого не будет…

Что же в тех землях мгне делать? Воевать с «сынами богов»? В одиночку? Это было бы глупо и неоправданно.

Но я не думал об этом… не хотел. Мне даже не представлялось, что должно было бы статься, когда эта встреча произойдёт.

Природа вокруг начала меняться. Лес справа стал более мрачным, более дремучим. Воздух становился холоднее. Часто стали появляться широкие плеши, поросшие пожухлой высокой травой. Если верить описаниям семейки Сутулых, то я неуклонно приближался к Священным землям.

Рассказывали о том, что большая их часть — это некое подобие тундры, только в отличие от сиверийской, тут изобиловал не мох и лишайники, а густое разнотравье. В самом центре этих земель была долина, образованная громадным ледником, большая часть которого покоилась под плотным, но небольшим, слоем земли. Именно там медвеухие и находили туши тех диковинных зверей, у которых отрезали бивни для своего церемониального убранства.

Берег становился пологим. При этом на нём всё чаще появлялись каменные россыпи. Потому я был вынужден свернуть вглубь острова и двинуться к далёкому лесистому склону. За ним должна была быть искомая мной долина.

Заночевать пришлось на опушке леса. Я вновь нарубил лапника, приготовил себе «норку». Чуть в сторонке развёл костёр и стал топить снег.

Небо было чистым. Серебряные точки звёзд загадочно мерцали в сизой вышине.

Я вдруг подумал о Стояне. Представил её лицо, алые губки… целовать бы их… целовать… прижать к себе крепко-крепко.

Эх, ты моя маленькая кошечка. Как ты сейчас далеко!

Удивительно резко меняются планы в нашей жизни. Всё шатко, зыбко… Она там, я тут. Между нами сотни астральных вёрст.

Может, это было ошибкой — оставлять Стояну в лесу? Глядишь, и не было бы того, что произошло на этом острове… Сидел бы сейчас в своей хижине в Бёрхвитурейкахусе.