Александра Лисина - Время перемен. Лабиринт Безумия

— Больно, говоришь? Как заманчиво… — из последних сил прошептала Гончая и тихо застонала. — Искуситель. Я даже… помирать расхотела… а что надо сделать?

— Просто возьми одну вещь, и это будет самой большой подлостью с твоей стороны.

— Да? А тебя это сильно оскорбит? — слегка оживилась она.

Таррэн торопливо кивнул, не замечая ошарашенных лиц столпившихся смертных, и проникновенно зашептал в самое ухо:

— Ужасно. Нет, даже смертельно! Сильнее некуда! Для меня это будет просто кошмар, и его единственной причиной (вот здорово, да?!) станешь ты одна. Представляешь? Неужели ты упустишь такой шанс отыграться?!!

— Как мило, — слабо улыбнулась Белка. — Отыграться — это чудесная идея. Похоже, я просто не могу не согласиться? Давай сюда, наглый нелюдь… живо, пока не передумала!

Темный эльф, не глядя, цапнул окровавленный клинок, уже успевший от души хлебнуть крови Танариса и самой Белки. На секунду отпустил ее вялую руку, без колебаний рванул рубаху на своей груди и без замаха ударил точно в сердце.

Элиар беззвучно ахнул, увидев, как он недрогнувшей рукой вспорол кожу и мышцы прямо по старому, подозрительно ровному шраму. Как оттуда щедро хлынула кровь и окрасила его кожу широкими алыми потеками. Как, отбросив нож, Таррэн приложил правую ладонь к груди и, слегка поморщившись, вытащил наружу что-то совсем небольшое, круглое, покрытое отвратительными багровыми сгустками. Что-то, ритмично пульсирующее, живое и мягко мерцающее на свету причудливыми зеленоватыми бликами. Что-то очень важное и, безусловно, ценное, раз его хранили на протяжении почти двух веков так близко к самому дорогому. Раз умело прятали под живым сердцем, и только теперь, когда другого выхода не было, позволили снова увидеть дневной свет.

Таррэн судорожно сглотнул и осторожно вложил горячий комок в ладонь умирающей Гончей, а затем бережно сжал, чтобы ее пальцы сумели обнять этот дар со всех сторон. Убедился, что она еще в сознании, что слышит его голос, хотя не всегда понимает, о чем идет речь, а потом, наклонившись к самому ее лицу, в страшном напряжении прошептал:

— Белка? Ты примешь его?

— А тебе будет плохо? — с подозрением уточнила она.

— Да, малыш. Не сомневайся.

— И больно?

— Очень, — эльф нервно сглотнул, а на его красивом лице проступило настоящее отчаяние.

«Пожалуйста, возьми!! Прошу, малыш!! Скорее!! У меня так мало времени!! А у тебя его еще меньше!! Умоляю, возьми…»

— Что, так просто? Если забрать эту штуку, то ты страшно опозоришься?

— Да.

Гончая пристально посмотрела своими удивительными глазами, в которых появилось странное выражение, и Темный эльф невольно затаил дыхание.

Ее слово решало сейчас все: судьбу этого мига, его будущее, ее собственную жизнь и даже жизнь Серых Пределов, у которых только что появился новый Повелитель. Но он не мог ее заставить. Только добровольно отдать и попросить принять, потому что иного пути не было. Потому что он никогда бы не хотел для нее того, что уготовил Талларен. Ни за что не посмел бы ранить и причинить эту боль. Все бы отдал ради того, чтобы она забыла о прошлом и перестала себя ненавидеть, ибо (видит небо!) он слишком хорошо ее понимал. Прощал ее неприязнь. И согласился бы сейчас на все, даже на руны Подчинения, чтобы просто быть рядом, иметь хотя бы крохотную возможность иногда, изредка, издалека и ненадолго, но чувствовать ее всем сердцем и знать, что с ней все в порядке. Любой ценой.

— Белка? — выдохнул он в маленькое ухо Гончей. — Ты… возьмешь мою душу?

Она сумела только слабо кивнуть и даже не съязвила, как хотела: мол, давай-давай, чтобы уж гадость получилась отменная, раз сам напрашиваешься на неприятности. А ему было вполне достаточно: Таррэн облегченно перевел дух, мельком покосился на остолбеневшего Элиара, который вытаращенными глазами следил за этим форменным безумием, затем — на окаменевшего от внезапного понимания Воеводу, на туго соображающих смертных, что все еще глупо разевали рты и не могли выдавить ни звука. На мгновение замер, как перед прыжком в холодную воду и, вдруг решившись, прикрыл нещадно горящие глаза.

— Тогда ты должна кое-что знать, девочка… обо мне и моем брате. Ведь на самом деле я…

— Да я знаю, — прошелестела она неслышно, заставив его сильно вздрогнуть. — Давно знаю, с первого же дня… как и твое истинное имя… о боги, как же мало ты понимаешь в узах! Ведь вы так с НИМ похожи… и с отцом, и с Проклятым… просто… одно лицо… как всегда было в твоем Роду…

Гончая странно улыбнулась, а затем, наконец, выдохнула самое главное:

— Торриэль Илле Л’аэртэ…

И только потом перестала дышать.

Глава 22

Над Левой Заставой медленно занималась заря. Неяркое утреннее солнце мягко позолотило пушистые кроны Проклятого Леса, остроконечные верхушки Сторожевых Башен, игриво подмигнуло с медленно светлеющих небес и с любопытством заглянуло на полупустой двор. Оно уже не было злым и настойчивым, не несло с собой изнуряющей жары, как обычно бывало. Не давило на головы своей ослепляющей яростью и вообще не приносило никаких неприятных ощущений, будто впервые за последние девять тысячелетий очнулось от навеянного извне, дурного сна, опомнилось и вдруг смущенно опустило невидимые веки. Вроде как извинялось за собственное поведение. И это было настолько непривычно, необычно и вовсе непонятно, что суровые Стражи только растеряно разводили руками: на их памяти подобного умиротворения у здешней природы никогда не было.

Раньше.

Сейчас же в воздухе не чувствовалось обмана, не было притворства или желания пустить пыль в глаза: Проклятый Лес всего за несколько дней кардинально изменился. Он больше не дышал неистовой ненавистью, не исходил ядовитыми испарениями, не горел тысячелетней злобой своего Создателя, не пытался с ходу уничтожить дерзких человечков, осмелившихся бросить ему вызов. Не следил за ними тысячами глаз из-за кустов и деревьев, не ждал удобного момента для внезапной атаки. Он больше не нападал на Заставы и совсем не выглядел хищным, злобным, смертельно опасным зверем, которого жестокие хозяева некогда выкинули из дома и оставили выживать среди дикого раздолья Серых Пределов. Нет. Теперь он неуловимо напоминал могучего, грозного и свирепого пса, с гордостью принявшего над собой руку сильного Вожака; пса, который с достоинством улегся на пороге родного дома и был готов преградить путь любому пришельцу. Обретя Хозяина, Проклятый Лес смирно прижал раскидистые ветки, словно острые уши, спрятал оскаленные зубы, опустил вздыбленную шерсть, свернулся клубком и теперь терпеливо дожидался возвращения того, кому впервые покорился сам, добровольно. С охотой и нескрываемым удовольствием. При этом точно зная, что новый Повелитель не бросит, никогда не предаст, а очень скоро снова вернется под его роскошные зеленые кроны. И был несказанно горд своим новым положением, потому что служить такому Хозяину — действительно, великая честь…