Джо Аберкромби - Последний довод королей

— Хорошо, — хрипло выговорил Джезаль, чуть не подавившись этим словом.

Когда он столь небрежно отклонил условия, предложенные генералом Мальзагуртом, он толком не понимал, на что надеется. В его воображении возникала смутная картина: кто-то непременно скоро явится, чтобы их спасти. Произойдет что-то героическое. Теперь он ясно осознал кровавую сущность событий, и никаких признаков скорого спасения не наблюдалось. Возможно, где-то там, в клубах дыма, и совершались героические поступки. Солдаты выносили своих раненых товарищей в безопасное место, пробиваясь через пронизанную гарью темноту. Сестры милосердия зашивали раны при режущем глаз свете свечей. Простые горожане вбегали в горящие дома и спасали задыхающихся от дыма детей. Героизм повседневный и совсем не парадный. Героизм, не влияющий на всеобщий исход.

— Это наши корабли в заливе? — спросил он негромко, боясь услышать ответ.

— Хотелось бы, ваше величество. Никогда не думал, что скажу это, но они переиграли нас на море. В жизни не видел столько чертовых кораблей. Даже если бы большая часть нашего флота не перевозила из Инглии армию, не представляю, как бы мы справились с этим. Если ничего не изменится, войскам придется высаживаться за пределами города. Это чертовски неудобно, но все может оказаться еще хуже.

Причалы и пристани — слабое место. Рано или поздно гурки попытаются высадить туда людей.

Джезаль нервно взглянул на море. Он представил себе гурков, высаживающихся со своих кораблей и направляющихся в самое сердце города. Срединный проспект прорезал город ровной чертой через центр Адуи от залива до самого Агрионта. Соблазнительно широкая дорога, как раз подходит для того, чтобы по ней маршировал целый легион гурков. Джезаль закрыл глаза и постарался успокоить дыхание.

До прихода гурков советники просто засыпали его своими суждениями. Теперь же, когда он на самом деле нуждался в совете, этот поток неожиданно пересох. Сульт редко появлялся в закрытом совете, а если и появлялся, то лишь для того, чтобы обмениваться гневными взглядами с Маровией. Сам верховный судья мало что мог предложить, кроме стонов на тему «как же все это случилось». Даже запас исторических примеров Байяза наконец иссяк. Джезаля оставили одного тянуть на себе весь груз ответственности, и он чувствовал его тяжесть. Он напоминал себе, что раненым, потерявшим свои дома, убитым еще хуже, чем ему, но это было слабым утешением.

— Сколько уже убито? — неожиданно для самого себя спросил он, как ребенок, тайком отковыривающий болячку. — Какие у нас потери?

— Сражение у стены Казамира было яростным. Бои в захваченных районах еще яростнее. Потери с обеих сторон существенные. Полагаю, наших погибло около тысячи.

Джезаль проглотил горькую слюну. Он вспомнил совершенно непригодных для войны ополченцев, которых он видел у западных ворот, на площади, теперь, вероятно, захваченной гурками. Самые обычные горожане, они взирали на него с надеждой и гордостью. Затем он попытался представить себе, как может выглядеть тысяча убитых. Он представил сотню мертвецов, лежащих в ряд, один к другому. Потом десяток таких рядов, один за другим. Тысяча. Он до боли прикусил ноготь большого пальца.

— И еще больше раненых, — добавил Варуз, точно неожиданно повернул нож. — А у нас совсем нет для них места. Два квартала частично оккупированы гурками, враг обстреливает зажигательными бомбами самое сердце города.

Джезаль потрогал языком не до конца зажившее место между зубами. Он помнил собственную боль на бескрайней равнине под беспощадным небом: она пронизывала его лицо, когда повозка скрипела колесами и вздрагивала.

— Откройте Агрионт для раненых и бездомных. Поскольку армия в походе, здесь достаточно места. Казармы на тысячи людей и вдоволь провизии.

Байяз покачал лысой головой.

— Это рискованно. Мы не имеем возможности проследить, кто попадет внутрь. Гуркские агенты. Шпионы Кхалюля. Не все из них те, кем прикидываются.

Джезаль скрипнул зубами.

— Я готов рискнуть! Я король или нет?

— Вы король, — сердито произнес Байяз, — и вам следует подумать хорошенько, прежде чем так поступать. Сейчас не время для сантиментов. Враг приблизился к стене Арнольта. Гурки могут находиться всего в двух милях отсюда.

— В двух милях, — пробормотал Джезаль, нервно скользнув взглядом на запад.

Стена Арнольта вырисовывалась четкой серой линией между зданиями и с высоты выглядела ужасающе хрупкой и тревожно близкой границей. Внезапно Джезаля охватил страх. Не вина, не укор совести за каких-то неизвестных ему, абстрактных людей, находящихся там внизу, в клубах дыма, а реальный и очень личный страх за собственную жизнь. Такой же, как тогда, среди камней, когда на него надвигались два воина, готовых его убить. Возможно, он совершил ошибку, оставшись в городе, когда у него был шанс уехать. Возможно, еще не поздно…

— Я выстою или паду вместе с жителями Союза! — крикнул он, в равной степени разозлившись и на собственную трусость, и на мага. — Если они умирают за меня, я умру за них. — Он отвернулся от Байяза и быстро отвел глаза. — Откройте ворота Агрионта, маршал Варуз. Вы можете разместить раненых во дворце, если будет необходимо.

Варуз нервно бросил взгляд на Байяза и сдержанно поклонился.

— Тогда мы разместим госпитали в Агрионте, ваше величество. Казармы откроем для горожан. Дворец пока оставим закрытым. По крайней мере, пока дела не пойдут хуже.

Джезаль не представлял, как это — еще хуже.

— Хорошо, хорошо. Смотрите сами.

Он отвернулся от горящего города и смахнул слезу, направившись к длинной лестнице. От дыма, конечно. Он плакал от дыма, отчего же еще.

Королева Тереза сидела одна на фоне окна в своей огромной спальне.

Графиня Шалер оставалась во дворце, но она взяла себе за правило не попадаться на глаза Джезалю. Прочих придворных Тереза отправила в Стирию еще до того, как гурки заблокировали гавань. Джезаль хотел бы вместе с ними отослать и королеву, но, к несчастью, выбора у него не было.

Когда он вошел и закрыл дверь, Тереза даже не взглянула в его сторону. Он подавил тяжелый вздох и устало пересек комнату. На его сапогах виднелась грязь после дождя, кожа стала маслянистой от гари, пропитавшей воздух.

— Вы приносите сюда грязь, — произнесла Тереза, даже не обернувшись. Голос ее звучал холодно, как всегда.

— Война — грязное дело, моя милая.

Одна сторона ее лица вздрогнула от отвращения, когда он произнес два последних слова. Джезаль заметил это и даже не знал, смеяться ему или плакать. Он тяжело опустился на стул напротив Терезы. Он остался в этих самых грязных сапогах, прекрасно понимая, что это ее взбесит. Что бы он ни сделал, ее бесило все.