Дайте шанс! Трилогия (СИ) - Сагайдачный Вадим
От столь стремительной и столь сильной атаки на секунду упускаю важное. Упускаю возможность сразу взять способность. Пока есть время скорее исправлюсь и мысленно обращаюсь к Тьме:
– «Дай мне Голос! Дай мне эту Силу!»
Не дожидаясь, пока Голос заставит меня рухнуть, князь Верховский решительно направляется ко мне.
– «Лед!»
Чтобы лед не охватил его всего, выставляю руку. Тем как бы помогаю себе сконцентрироваться на ногах князя.
Мне нужна голова Верховского. Чтобы она смогла хоть немного соображать. А еще рот. Он должен будет просить пощады. Остальное можно смело покрывать льдом.
Князь не сразу замечает вокруг себя еле заметное свечение. И этим он теряет первые самые важные пару секунд. Дальше появляющийся лед начинает стремительно обволакивать ему ноги. Верховский в изумлении таращится на него, словно не веря глазам. Примерно такая же реакция происходит у зрителей.
На меня больше ничего не давит. Не знаю, это из‑за шока князь забыл о своем Голосе или Тьма успела одарить меня способностью, и потому я получил иммунитет. Голова наконец‑таки избавилась от мучений. Я снова могу нормально соображать. А посему не останавливаюсь на достигнутом. Заставляю свой лед от ног ползти выше. Он толстым слоем взбирается по телу, до самой шеи. Руки застывают, выставленными на меня.
От происходящего у зрителей началась истерика. Высшие орут со всех сторон. Но я не обращаю ни на кого внимания. Пока не обращаю. Подхожу и с силой бью князя ногой в грудь, чем заставляю незавершенную ледяную скульптуру с живой головой свалиться на спину.
Сколько же безумного страха в глазах Верховского. Он не готов умирать.
Князь БОИТСЯ!
Наверное, думал о долгой благополучной жизни в сытости, богатстве и разврате, а тут на тебе, несчастье приключилось. Еще миг и все может закончиться.
Ставлю ногу на грудь Верховского, заношу меч и с силой бью по брусчатке рядом с его головой. Мелкие осколки разлетаются. Часть попадает на лицо. Князь так сильно зажмурился, что вряд ли их замечает.
– Следующий удар будет в лицо! – ору на него и тем заставляю открыть его большие лупоглазые глаза. – Я порублю его так, что тебя будут хоронить в закрытом гробу! Никто из родных не посмотрит на тебя! Потому что у матери с отцом скорее разорвется сердце, прежде чем они на тебя взглянут! Но мне это нах*й не надо! Признаешь поражение, произнесешь слова извинений – оставлю тебя живым!
– Признаю! Прошу извинений! – тут же с надеждой кричит он в ответ.
Между тем начавшаяся у Высших истерия достигла апогея. При виде, как еще немного и пострадает второй, они уже плевать хотели на всякие условности и правила. Они готовы были на меня напасть.
– Чего вы стоите?! Бейте эту шваль! Бейте! – раздался чей‑то призыв.
Похоже, все только и ждали отмашки. С разных сторон на меня двинула толпа.
– «Ветер!» – выпрямляясь и готовясь к атаке с несколькими противниками, мысленно даю команду способности к материализации.
Серебряное свечение в виде зарождения и следом появляется ветер. Он подул от меня сразу во все стороны и стал быстро набирать силу. Толпа в дюжину Высших лишь только ступила в дульный круг и остановилась. В моей голове снова раздался Голос. Теперь он был множественным и совсем утратившим былую силу. Мне теперь как будто несколько человек в повышенном тоне приказывало стать на колени.
Ветер лишь остановил Высших. Или пока остановил. Этого было недостаточно. Требовалось большее.
– «Вихрь!»
Ветер начал усиливаться, стал собираться в столб.
– «Еще один!.. Еще!.. Еще!»
Вокруг меня появилось четыре торнадо и принялись кружиться по часовой стрелке. Лишь появился первый и Высшие поспешили покинуть дуэльный круг. Если бы не магия, не дававшая ничему выплеснуться наружу, зрители разбежались бы от меня сломя голову. Теперь же все в молчании смотрели на происходящее.
Ох и прав же был Кирилл. Прав на все 100 %. Кроме Голоса у Высших ничего нет. Без него они пустышки!
Сначала убрал Ветер, после убрал с Верховского Лед. Схватив его за грудки, рывком поднял на ноги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})А он уже обрадовался. Думал, на этом мы закончили.
– Повтори для всех, что ты только что мне сказал.
– Зачем? Я же все сказал!
Не, ну не сука, а?
Удар по ногам заставляет его упасть на колени. А чтобы быстрее соображал, схватил за гриву сзади и с силой потянул.
– Иначе я тебе разобью еб*льник!
– Аых… А‑а‑а…
– Ну же! Громко! Четко! Чтобы все услышали!
– Признаю свое поражение! – наконец выдавливает из себя Верховский. Правда, выдавливает громко и четко.
– Дальше! – приходится снова дернуть его за волосы.
– А‑ай! – кривится он и продолжает: – Прошу… Прощения.
Сократил все‑таки, падаль.
Сачкует.
– Ну и последнее, – усмехнулся я только что родившейся идее, – это для таких хитрожопых как ты. Крикни громко и четко какое ты ничтожество. И на этом закончим. Обещаю.
– Я ничтожество! – поспешил выкрикнуть князь, пока я не потребовал большего.
Отпускаю гриву князя.
– Свободен!
Делаю шаг от него. Пока Верховский поднимается с колен и покидает дуэльный круг, я пробегаю взглядом по толпе и останавливаюсь на радостных лицах первокурсниках. Они единственные, кто рад моей победе.
– Господа, я готов выступить за них во всех дуэлях или выслушать от вас извинения, – показываю на первокурсников. – Если кто‑то еще хочет бросить мне вызов – пожалуйста.
– Это против установленных правил! – вмешивается проректор. – Выступить за кого‑то можно в случае…
– Плевать мне на правила. Плевать, потому что вы сами на них плюете. Дуэль – это поединок равных. А вы устроили бойню. Ни у кого из них нет ни единого шанса, – снова указываю на первокурсников. – И вы выступаете соучастником этой бойни. Прикрываетесь частью и прочим. Нет тут чести. Хотите по правилам проводить дуэли? Хорошо. Назовите тех, с кем ребятам нужно драться. Я готов лично оскорбить и вызывать на дуэль каждого из них, а потом поставить их тут на колени и заставить просить пощады.
Труновский решительно направился ко мне.
– Вагаев, вы уже превысили все мыслимые границы дозволенного, – подойдя, начал он тихим голосом, – не усугубляйте, подумайте о своем будущем. Сейчас все видят, что вы сильнее. В лицо вам никто ничего не скажет. Но что будет за университетскими стенами? Там не будет правил.
– Вы устроили нам бойню и хотели, чтобы мы так просто молча принимали смерть? А вы не подумали, что человек может быть таким образом доведен до такого состояния, что ему будет на все плевать!
– А вы не подумали о близких? О том, что помимо вас могут пострадать они?
– Вы мне угрожаете?
– Бросьте говорить ерунду. Я пытаюсь спасти вас и вашу семью.
– Вот поэтому я не прикончил Верховского. Если хотите помочь, так помогите закончить эту вакханалию. Больше ни одной дуэли.
– Хорошо. Но вы пожалуйста не вмешивайтесь. Ни единого слова.
Проректор разворачивается к толпе Высших.
– Господа, я предлагаю закончить со взаимными претензиями. Пусть не примириться, не жать руки, это будет слишком, предлагаю просто снять всем претензии и на этом покончить с конфликтами. У кого‑нибудь будут возражения?
Возражения не последовали.
– Ну вот и отлично. Господа, прошу расходиться.
Я уже думал уходить, но проректор останавливает.
– Господин Вагаев, вам лучше задержаться. Предлагаю вместе проследовать к ректору.
Ну вот и первые цветочки появились.
Неужели разговор зайдет об отчислении?
– Хорошо. Пойдемте, – пожимаю плечами.
Лишь когда все разошлись мы направились к главному корпусу. Со всех окон во двор продолжали смотреть студенты. Теперь лица были другими, радостными. Всем пришлось по душе, что, наконец, кто‑то приструнил Высших.
Вот только чем для меня обернется это победа?
Дело даже не в том, что я переборщил. Если вдуматься, у меня было всего два варианта. С проигрышем понятно, там все печально, а вот с победой… Победу над собой вряд ли стерпит кто‑то из Высших. Поняв, что в честном поединке он не может взять реванш, проигравший будет стремиться отомстить нечестно.