Ольга Денисова - Вечный колокол

— Это, конечно, интересное предложение, — сжал зубы Волот, — «позволь нам набивать мошну за счет новгородской казны, позволь грабить «малых», позволь ни медяка не жертвовать на войну, и мы не дадим тебе пропасть»? Так?

— Я бы на твоем месте придержал при себе свою прямоту, князь. У бояр не может не быть своей корысти в государственных делах, но твое обвинение в казнокрадстве голословно, а потому подсудно. Власти хотят все, и великие, и малые, не вижу в этом ничего предосудительного. Каждый защищает собственные интересы, и это тоже согласуется с человеческой природой.

— Не вижу в этом проявления человеческой природы. Для человека естественно думать о роде и о своей земле, а не о своей корысти.

— Оставь, князь, умствования для бесед с доктором Велезаром, а призывы к самопожертвованию для речей на вечевой площади. Ты не в том положении, чтоб оберегать новгородскую казну. Если ты хочешь сохранить власть, тебе придется ею делиться. Борис вывернул новгородские законы наизнанку, но сами законы при этом не изменились. И пока ты не справляешься с тем, что тебе доверили новгородцы: ни судья, ни воевода из тебя пока не получился, так что не замахивайся на большее, если не в состоянии разобраться с малым.

— Я понял тебя, Чернота Буйсилыч, — презрительно усмехнулся Волот,- может быть, Совет господ знает, как не отдать Киева, удержать от отделения Москву, не подставить под удар Копорье и Ладогу?

— За весь Совет господ я говорить не стану, но выход есть всегда. Искать его надо в союзах. И союзы эти не всегда выгодны, и зачастую унизительны. Твой отец умел находить сторонников, а не побеждать противников, поэтому и летал так высоко. Ты же пока не имеешь ни одного сторонника, зато противников нажил больше, чем надо. Подумай над моими словами, князь. Я не жду от тебя никакого ответа, я всего лишь хочу немного охладить твой пыл, — Свиблов поднялся.

Волот кивнул, катая желваки по скулам — он был рад, что новый посадник, наконец, уходит. Но тот обернулся, подойдя к двери и добавил:

— Псков рано или поздно падет, осада измотает его весной, когда начнется распутица, когда закончится хлеб, а нового никто в его земле не посеет. И Новгороду будет не до помощи соседям — война стоит денег. И деньги эти лежат не в новгородской казне, а в боярских сундуках.

Волот пропустил мимо ушей разговор с Вернигорой, посчитал его незначимым по сравнению и с угрозами Свиблова, и с положением на войне. Вернигора толковал о каком-то Иессее, и об одноруком кудеснике, который может его найти и победить — все это казалось князю сказками. Теперь-то что говорить о тайных соглядатаях, когда они добились своего? Теперь все решает сила и воинское искусство, а не происки лазутчиков, даже если все они соберутся вокруг княжьего терема. И в который раз подумал, что Вернигора смотрит на мир со своего места главного дознавателя, и не различает большого и малого.

— Да пойми же, князь! — стонал Вернигора, держась за голову, — пойми, война эта так просто не закончится! Эти люди — не литовцы и не немцы! На Русь нацелена сила куда как более могучая, чем сила оружия! Они не вражеские лазутчики! Они ведут нас куда-то, и пока мы не поняли — куда, мы не можем ничего с этим сделать!

— Я в этом не уверен, — твердо ответил Волот, — какая еще сила может нам угрожать? Вся история войн — история чьих-то интересов и чьей-то корысти! Какая еще корысть может быть у наших врагов, кроме нашей земли?

— Наши умы, князь, — вдруг сказал Вернигора и поднял глаза, — с самого начала нас морочат, и мы делаем то, чего никогда бы не сделали, будучи в здравом уме. Разве не было гадание в Городище не только мороком, но и ошибкой? Разве в здравом уме ты бы согласился проводить его принародно, если знал, что оно закончится резней и войной с Казанью? Разве в здравом уме было вече, когда отправило ополчение защищать Москву, зная, что с запада Новгороду грозит Ливонский орден?

— Но ополчение теперь защищает Киев! Не было никакой разницы, пойдет оно воевать на север или на юг наших границ! — выкрикнул Волот.

— Разница была. Киев столетие стоял под Великим князем Литовским, защищать его сейчас, все равно что защищать плененного волка, почуявшего приближение стаи. Киевляне не видят разницы между Новгородской властью и властью Литвы. И ты хочешь его удержать? Ты хочешь, чтоб киевляне встали на стены и оборонялись от тех, кого еще тридцать лет назад считали своими соотечественниками, с кем переплелись их родственные узы? А половина киевлян — еще и единоверцы своих «врагов»!

— Ты сильно преувеличиваешь. В Киеве есть силы, желающие вернуть владычество Литовского князя, но это горстка бояр, не имеющая большинства в думе! Киевские князья отдают предпочтение Новгороду, потому что при литовцах не имели столь сильной власти. Литва же приравнивает их высокую кровь к грязной крови своей шляхты!

— Тем, кто отдал своих дочерей замуж за литовских хлебопашцев, нет дела до высокой крови киевских князей — теперь им предстоит стрелять в собственных внуков, — проворчал Вернигора, — и не об этом я веду речь. Война, как ты верно заметил, уже началась. Теперь надо думать о том, чем она закончится. Если мы и дальше будем принимать решения под действием мороков, что витают над Новгородом, мы рискуем потерять все.

— Я не понимаю, чего ты хочешь от меня? — фыркнул Волот, — я что, мешаю тебе искать этого Иессея, или однорукого кудесника?

— Однорукого кудесника уже нашли, возможно, скоро он появится в Новгороде. А возможно и нет.

— Я бы на твоем месте подумал, как мы послезавтра будем вести суд вместе со Свибловым, — проворчал Волот.

— А что об этом думать? Я провел вместе с ним уже три заседания, и ничего… Но пока мы разбирали не те дела, которые бы вызвали у нас разногласия. Свиблов — не дурак, он отдает себе отчет: княжий суд — это не суд новгородских докладчиков.

— Он угрожает мне… — Волот потупился.

— Чем? — вскинулся Вернигора.

— Говорит, что посадит на мое место московского князя. И говорит, что бояре не дадут денег на войну.

— Ну, московского князя он на твое место не посадит… — хмыкнул главный дознаватель, — но силу он сейчас имеет немалую, что и говорить. Вече сейчас совсем не то, что было до войны — все, кто мог противостоять боярской верхушке, ушли воевать. Я бы на твоем месте приблизил молодого Воецкого-Караваева — у него в Совете господ есть сторонники, и сам он, благодаря своей матушке, кое в чем разбирается не хуже своего отца.

— Все равно переговоры от имени Новгорода ведет Свиблов! Он отозвал всех послов, которых посылал в Европу Смеян Тушич!