Вера Петрук - Последний Исход

— Ерунда, — фыркнул Азатхан. — На прошлой стоянке мы прочесали всю местность на многие сали вокруг. Все чисто. Белой Мельнице сейчас не до нас, это кто-то другой. А раз он питается зерном и мясом, то невидимым быть не может. Не в песок же он закапывается? За нами остаются следы только наших верблюдов и животных. Мы проверяли. Мои люди специально отстали от каравана и шли за ним несколько дней. Нас никто не преследует. Если вор и завелся, то это кто-то из наших. У меня есть догадки на этот счет, но они вам не понравятся.

— Выкладывай, — нетерпеливо махнул рукой Джаль-Баракат.

— Я не удивлюсь, если скоро пропадет одеяло, седло, попона или что-нибудь в этом роде. Кто-то готовится к побегу. Сами судите. Лепешки, зерно, вода — он делает запасы и умело прячет их где-то в обозах. Кто-то из нарзидов сильно не хочет идти за Гургаран. А может, он даже не один. Это хуже.

— Звучит логично, — протянул полукровка. — Нам только мятежа не хватало. Караван и так сильно задерживается. Мы должны были быть у подножья на этой неделе. Проклятые самумы. Всех нарзидов обыскать. Подозрительных допросить. Охрану усилить.

— А с чего вы решили, что это нарзиды? — вдруг спросил Зорган. — Между прочим, украсть бочонок воды под носом у стражи и спрятать его в наших же обозах не каждый может. Вы сами говорили, что этот, — он кивнул на Арлинга, — может распутать любые узлы, поэтому его нужно держать в кандалах, охранять во все глаза и поить стариковским дурманом в пути. А если зелье шамана не настолько хорошее, как он утверждает? Ведь от укусов змей его варево не помогло.

— Стручки акации, — прошипел Сол, но на него шикнул Джаль-Баракат, и старик заткнулся.

Арлингу показалось, что из него выбили дыхание. Разговор был уже не просто неприятным, он становился опасным. Кто бы там не прятался среди обозов, Арлинг его тихо ненавидел. Из-за этого невидимки мог сорваться весь план.

— В твоих словах может быть правда, — задумчиво протянул Джаль-Баракат, подходя к Регарди. — Я видел, на что способен этот парень. Удивлять он умеет. Дайте сюда больше света.

Сол услужливо поднес чадящую лампу. Она раскачивалась на выгнутой ручке и протяжно скрипела в такт неровным движениям старика.

Свети им ярче, подруга. Пусть видят, что мои руки и ноги в кандалах, тело расслаблено, а дыхание свободно. Наверное, ты не выспался, Зорган, раз предлагаешь такие бредовые идеи.

— С пленником все в порядке, — пришел на выручку Солу Азатхан. — Спит, как сурок. Можете проверить, он ничего не чувствует. Каким бы чудесным трюкам не научил его иман, против шаманских трав все бессильны. Это точно не васс`хан. Ищи вора среди своих людей, Зорган.

Но капитан каравана не унимался.

— А если он притворяется?

К облегчению Арлинга, на этот раз Джаль-Баракат возразил ему сам:

— Ты думаешь, что если он каким-то чудом преодолел бы действие зелья, то ехал бы с нами до самого Гургарана? Наверное, я бы с вами сейчас не разговаривал. И Азатхан тоже. Он сначала убил бы нас обоих, потом взял все, что ему нужно под носом у твоих людей, Зорган, а затем убил всех, кто попытался бы его остановить. Нет, это не васс`хан.

Регарди мысленно похвалил Джаль-Бараката. Рассуждал он здраво и в верном направлении. Так бы и случилось, если бы слуга Подобного не подстраховал свою жизнь тем, что сжег все мосты, соединяющие Арлинга с прошлым. Теперь у него была только одна дорога. И вела она к Подобному.

— Хотя… — Джаль-Баракат уже находился у выхода из шатра, когда вдруг развернулся и снова посмотрел на Регарди, — меня не раз уже охватывало странное чувство, что он с нами играет. И сейчас слышит каждое наше слово.

Сол нерешительно закряхтел, Зорган приосанился, но быстрее всех сообразил Азатхан. Он знал, как угодить начальству. Подойдя к Арлингу, он с размаху всадил носок сапога ему под ребра. Азатхан выбрал место с точностью врача, в совершенстве знающего устройство человеческого тела. Регарди, не ожидающий нападения, согнулся пополам, и в шатре воцарилась тишина. Теперь на него смотрели все.

«Нет, вам показалось! — хотелось крикнуть ему. — Зорган, чертов пес, солгал — у старика отличное зелье. Я ничего не чувствую, я мертв. Попробуйте пнуть спящего, он поведет себя точно так же. Эй, Азатхан, попробуй еще раз. Я буду готов. Я вас не разочарую».

Полукровка действительно попробовал. Встав над Арлингом, он положил руку ему на затылок. Его пальцы еще ползли вниз, но Регарди уже знал, что случится. Если бы они дрались, Арлинг позволил бы разбить себе голову, чем пропустить атаку болевой точки сзади на шее. Удачное попадание в это место решало исход поединка. Противник становился безобидным и еще долго бился в судорогах, пока соперник решал его участь — добить быстро или оставить умирать от болевого шока.

Каждый ученик Школы Белого Петуха умел терпеть боль. Их учили этому. Арлинг подозревал, что лично его иман обучал этому умению несколько дольше остальных. Он хорошо помнил те ночи, когда учитель поднимал его и заставлял повторять пройденные днем уроки, которые еще только предстояло закрепить на следующих занятиях. В его случае время не имело значения. Он должен был запоминать сразу и навсегда. Или терпеть. «Железная Кожа», «Скала Терпения», «Гром Неба» и другие приемы со странными названиями, которые позволяли защищать тело от ранений, когда-то давно были вбиты в него учителем, и Регарди не мог представить ситуацию, в которой мог бы их забыть. Поэтому, что бы ни случилось в следующую секунду, он будет готов.

Вся жизнь это боль. Люди причиняют ее друг другу, не задумываясь об этом. Сейчас тебе будет больно, но ты сам выбрал этот путь. Ты живешь войной, кровью, смертью. Ты привык и давно не видишь разницу между болью душевной и физической. Куда больнее тем, кто не ждал войны, а она пришла и уничтожила их дома, убила близких, обрекла на скитания и одиночество.

Это было не совсем то, что следовало внушать себе перед поражением, но времени на что-то большее не было. Когда Азатхан атаковал, Регарди встретил боль там, где она должна была родиться, и растоптал ее зародыш, превратив в прах. Он чувствовал дыхание серкета и знал, что Азатхан внимательно следил за выражением его лица. Полукровка был разочарован. Арлинг умел носить маски: его лицо было неподвижным, расслабленным и бесчувственным. Это был слепок с трупа, какие снимали его сородичи-драганы, чтобы приготовить маску и увековечить лик умершего.

Боль, конечно, восстала из праха и принялась, словно яд, медленно расползаться по телу, но Регарди контролировал ее, не позволяя выплескиваться наружу.

Между тем, к Азатхану присоединился Зорган, который не был таким знатоком человеческого тела, как бывший серкет, и не обладал фантазией Азатхана. Он просто ударил его кулаком в лицо, разбив губу. Вид крови, наконец, привел в чувства Джаль-Бараката.