К. Медведевич - Ястреб халифа

…Обоих поставили на колени на узком каменном балконе перед мокрой лентой моста. С пленных уже содрали доспехи: один отекал под хлещущим ливнем в одной рубахе, на другом остался яркий зеленый кафтан.

— Это Барзах аль-Кадир, начальник гарнизона аль-Кадирийа, — ткнул в того, что в одной рубахе, пальцем Хасан.

Пленник поднял коротко стриженую голову. С волос и с острой черной бородки стекала вода. Он посмотрел сначала в лицо Хасану, потом, задирая лицо, на стоявшего на первой ступени лестницы нерегиля.

И плюнул ибн Ахмаду на сапог:

— Тьфу на тебя! Предатель! Таким, как ты, в аду не дают даже гнойной воды!

Командующий Правой гвардией лишь усмехнулся и ткнул пальцем в человека в зеленом шелковом кафтане:

— А это Халид ибн Аксам ибн Зайяд. Видишь, Тарик, нас почтил своим присутствием сам шестой имам Зайядитов.

Стоявший на коленях человек, щурясь, смотрел в низкое давящее небо над скалами.

Нерегиль мягко подошел к пленным и негромко проговорил:

— Что же ты не умер, Барзах? Зачем отправил впереди себя харим господина? Ты должен был погибнуть, защищая его…

— Они стали шахидами, — прохрипел чернобородый, тяжело поводя облепленными мокрой белой тканью плечами. — Им лучше быть в раю, чем в твоих лапах, кафир.

Свистнуло и звякнуло. С глухим вскриком человек обвалился рассеченным лицом на плиты пола. Тарик неспешно встряхнул окровавленными ножнами.

— Повесьте его на мосту. За ноги, — сказал нерегиль. — Мы поможем тебе стать настоящим шахидом, о Барзах.

И, уже не обращая внимания на утаскивающих пленника гвардейцев, Тарик посмотрел на зайядита:

— Где же твой махди, о Халид? Вам, беднягам, все никак не повезет: вашего предыдущего спасителя повесил Иса ибн Раши в Муге, а до этого столь некстати открывшийся скрытый имам покончил с собой в аль-Анбаре. Полководцы халифа каждый раз побеждают ваших таинственных посланников — вам еще не наскучило поднимать мятежи?

Подставив лицо прохладным струям дождя, зайядит молчал. Нерегиль фыркнул:

— Повесьте его на базарной площади Нисибина. В большой компании его единоверцев. Слышишь, Муслим?

И самийа обернулся к сидевшему на верхней ступени лестницы молодому тысячнику. Тот, бережно придерживая висевшую в перевязи руку, встал и поклонился.

— Где этот трусливый засранец? — бросил он молодому каиду, державшему конец веревки, которой был связан зайядит.

Тот покачал головой:

— Прости, сейид. Мы не успели. Они вот, — тут он кивнул на неподвижного пленника, — убили Ибрахима ибн Мусу и сожгли тело. Во дворе вон того домика — видите, третий от стены замка?

И ханетта указал на беленький квадратик под треугольной черепичной крышей. Над домиком действительно поднимался редеющий черный дым.

Тарик медленно кивнул — и сделал знак увести пленного. И поморщился — с моста донеслись вопли человека, который не желал переваливаться через перила.

— Им тоже было нелегко умирать, сволочь, — прошипел нерегиль, щурясь и глядя на уже болтающееся на веревке, дрыгающееся и извивающееся тело человека в белой рубашке.

— Да что с тобой, братишка, — не выдержал Хасан. — Я не стал тебе ничего говорить, но сам-то посуди: он лишь выполнял приказ своего господина. Я бы тоже не отдал свой харим врагу!

А нерегиль вдруг весь перекосился и топнул ногой:

— А обвинят во всем меня! Меня!

Развернулся и, звеня наплечными пластинами панциря, зашагал прочь.

— Да что с ним такое?.. — пробормотал Хасан.

И обернулся к сидевшему все это время на нижней ступени Исхаку ибн Хальдуну. Тот, приподняв край влажной, покрытой крошечными капельками абы, внимательно смотрел вслед нерегилю.

— Спешит, — усмехнулся, наконец, глава тайной стражи.

— Куда? — поднял брови ибн Ахмад.

— Увы, не туда, куда надо.

И ибн Хальдун снова закрылся абой.

Командующий Правой гвардией пожал плечами и обернулся обратно к мосту. Вопли казнимого стихли, и бессильно повисшее тело раскачивал сильный ветер.

— …Кого отправишь в столицу с пленными?

Смазливый мальчишка бережно наклонил над его здоровенной чашкой длинный тонкогорлый кувшин из позолоченного хрусталя. Вино тонкой струйкой забилось о круглое серебряное донышко.

Между ним и Тариком стояла большая бронзовая жаровня, и поднимающийся от углей жар заволакивал извивающимся маревом обескровленное лицо нерегиля. Тот лишь покачал головой — и отставил так и не пригубленную чашу.

— Да что с тобой, братишка? — снова рассердился Хасан. — Сейчас время радоваться, а не печалиться. Судьба не дала нам стать врагами, и мы снова сражались щитом к щиту! Разбили неприятеля! Изменники схвачены, их войско рассеяно! Не обижай удачу кислым видом — слышишь меня, братишка?

Но Тарик упрямо мотнул головой:

— Этот поход… он с самого начала не задался. Я не понимаю, почему…

Хасан расхохотался — искренне и громко:

— Да ты, я смотрю, избаловался мгновенными победами! Халиф Умар ибн Фарис осаждал столицу два года, пока не подавил прошлый мятеж зайядитов!

— Тахир ибн аль-Хусайн погиб… А в руки мне попали совсем не те люди…

— Они никогда не выдают тело того, кого провозгласили тайным имамом, — покачал головой ашшарит. — Никогда. И чем тебе не те люди ибн Казман и ибн Бакийя? Укайша бросился на меч — да простит его Всевышний! — но эти-то двое у нас в руках! Разве не кажется тебе достойным удивления, что дважды предавший халифа Аслам ибн Казман примет смерть, которую его отец измыслил для Мухаммада ибн Бакийи?

Тарик брезгливо сморщился:

— Да уж, вы, ашшариты, горазды на выдумки… Впрочем, я еще в Куртубе говорил, что этого юнца незачем миловать, — ибо он все равно обратит оружие против нас. Оказалось, я был прав.

Хасан молча кивнул. Тогда, на приеме у халифа, он промолчал — но в глубине души согласился с оравшим перед троном Аммара ибн Амира нерегилем. Оставлять мятежников в живых — все равно, что оставлять тлеющими угли костра в сухой степи. Мятежи щедро заливают кровью их главарей — или они вспыхивают снова и разрастаются в пожирающий государство пожар.

В косяк двери, скрытой висевшим в проеме ковром, поскреблись.

— Войди, Самуха.

Под ковер прополз мальчишка из джунгар, которого Тарик поймал тогда на улицах Лошани. Юный невольник почтительно припал к толстым хорасанским коврам, щедро покрывавшим весь пол просторного покоя.

— Говори.

— Голубь из столицы, сейид. С посланием от благородного Саида аль-Амина, мавла эмира верующих.

Нерегиль оставил способного молодого ханетту с его тысячей воинов в качестве Левых, дворцовых гвардейцев.