К. Медведевич - Ястреб халифа

— Не забывай — указ стал залогом безопасности госпожи и ее сына! — многозначительно поднял палец ибн Хальдун. — К тому же, заточенным в башне тебя бы боялись гораздо больше, чем боятся сейчас — когда ты увяз под этим городишком, о Тарик.

— И сколько времени ты предполагал меня использовать в качестве главного пугала?

— Столько, сколько нужно, — жестко ответил вазир, не обращая внимания на звенящую в словах нерегиля ярость. — По крайней мере, до совершеннолетия Фахра освобождать тебя было бы… нецелесообразно. Разве что для отдельных походов. Ты зря злишься, Тарик. Людям нелегко привыкнуть к тому, что во главе армии халифата стоит неверный. Аммар ибн Амир мог себе позволить главнокомандующего-сумеречника. Фахр ад-Даула — не может. Другое дело — держать в темнице пленного волшебного воина, побежденного именем Али. Вот это люди бы поняли. Потом, когда власть мальчика укрепилась бы, и Фахр превратился бы во взрослого мужа, он бы вернул тебе титул командующего. А сейчас — посмотри, что ты натворил. Ты разбил армию Умейядов — но твой побратим стал твоим злейшим врагом, вокруг аль-Кадира собирается все больше народу, а все законники аш-Шарийа орут, что сумеречники захватили престол халифата. А ты еще спрашиваешь, почему ты поспешил.

Нерегиль вздохнул и подпер ладонями подбородок. В шатре повисло молчание, только дождь колотил по туго натянутым полотнищам. Наконец, Тарик взял с блюда финик и сказал:

— Договаривай, Исхак. Скажи мне, с чем ты на самом деле приехал?

Старый вазир запрокинул голову и расхохотался:

— А ты и в самом деле читаешь мысли! А я-то втайне надеялся тебя удивить!

А потом резко оборвал смех и жестко сказал:

— Аслам ибн Казман предал тебя. Ополчение ар-Русафа, которое идет к Нисибину, идет не тебе на помощь. Аслан и Укайша ибн Вахид, племянник ибн Бакийи, рассудили, что Умейяды должны держаться заодно. Дядя убедил Укайшу, что из него получится хороший халиф.

Тарик откусил половину финика — и лениво потянулся. Неспешно прожевав, он заметил:

— Из Укайши ибн Вахида получится хороший корм здешним стервятникам. Из ибн Казмана тоже.

— Выходит, я тебя не удивил? — недоверчиво протянул начальник тайной стражи халифата.

— Хасан ибн Ахмад предложил мне объединить силы против Умейя, — устало улыбнулся сумеречник. — Ибрахим ибн Муса не оправдал его надежд — Хасан говорит, что будет лучше служить мальчишке, чем любителю мальчишек и зайядитских ритуалов. Ибн Ахмад, как ты знаешь, не одобряет тех, кто считает, что престол должны унаследовать потомки зятя пророка, Зайяда. Так что друг аль-Кадира Хасан — на самом деле мой друг. Сначала он выйдет из Нисибина, чтобы разбить Умейя. Потом с его помощью мы возьмем горные замки.

— Ах вот оно что… — пробормотал ибн Хальдун и с уважением посмотрел на нерегиля.

— Увы, молодой аль-Кадир связался с зайядитами. Мне сообщают, что в Нисибине и в Белых селениях тесно от их проповедников. Они уже составили Ибрахиму генеалогию — возвели его род к дочери пророка Фатиме и провозгласили носителем пророческого огня. Впрочем, ты удивил меня, о Исхак.

Старый вазир молча поднял брови.

— Я не ожидал, что ты останешься верен сыну Аммара. И я благодарен тебе за то, что ты приехал предупредить меня об опасности.

Хисн аль-Кадирийа,

два месяца спустя

Узенький переход моста таял в дождевых струях. Ливень упрямо полоскал гладкие каменные перила, серые плиты и мокнущие под опрокинутым небом трупы. Воины в белых чалмах и желтых полосатых рубахах Правой гвардии стаскивали с пробитого стрелами тела чешуйчатый панцирь. Затем подхватили тяжелого в смерти человека и стали переваливать труп через перила моста. Наконец, тело соскользнуло и полетело вниз — мимо арки верхнего пролета, вдоль нескончаемой, уходящей на головокружительную глубину опоры.

Хасан ибн Ахмад проводил взглядом падающую, хлопающую рукавами синей рубахи фигуру.

Мокрые известковые скалы казались срезом слоеного теста. Изъеденные уступы отвесно уходили вниз, на обрывах трепались какие-то кусты.

Налетел порыв холодного ветра, капли дождя снесло в сторону, и они залились за ворот кафтана. Ибн Ахмад поплотнее запахнул джуббу, ежась и утирая лицо рукавом. С моста сбросили еще одно тело. Воины в белых чалмах отпихивали ногами сваленное в кучу оружие.

Задрав голову, командующий Правой гвардией попытался, смигивая и морщась под холодными струями, что-то разглядеть в плывущем серыми разводами небе. Вид казался безнадежным. Дождь не собирался утихать. Тройное мощное тело Факельной башни уходило в облака, и на зубцы уже ложилась волглая темень.

Потом Хасан посмотрел на противоположную сторону ущелья — туда, куда вел заваленный трупами мост. Испещренные бойницами зубчатые стены замка Гуадалеста затягивал прозрачный влажный туман — и сумерки. Цеплявшиеся за вершины крохотные белые домишки сиротливо торчали на громадных скальных пальцах — над некоторыми еще курился черный дым.

Щурясь от стекавшей по лицу ледяной воды и безнадежно запахивая джуббу, Хасан ибн Ахмад ждал. Он старался не оглядываться на стоявшего сзади нерегиля. Тарик смотрел туда же, куда и он, — и на безжизненно белом лице не читалось ничего. Но ибн Ахмад не раз уже видел такое лицо — и сжавшиеся мертвой хваткой пальцы на рукояти. Внутри самийа таял от пожирающего огня злобы.

Утром в пропасть под мостом полетели другие тела — пока они били тараном в ворота Факельной башни, остававшиеся внутри защитники вывели женщин и детей из замка на мост. Им сказали, что на противоположном берегу ущелья, в Гуадалесте, будет безопаснее. Еще им обещали, что жители городка укроют их в своих домах. Так им сказал, кивая большим зеленым тюрбаном, кади Гуадалеста.

Ежась под ветром и хлещущей с небес водой, две жены Ибрахима ибн Мусы, три его маленькие дочери, наложница с младенцем на руках, престарелая мать и дюжина невольниц осторожно, стараясь не глядеть в страшную пустую глубину по обеим сторонам, пошли через мост.

За их спинами кади подал знак подошедшим с той стороны воинам с длинными копьями. Говорили, что крик поднялся такой, словно заживо сдирали кожу с десятка людей. Эхо гуляло под арками моста неестественно долго, словно женщины все еще летели, летели вниз, в бездонную глубину ущелья.

А потом все стихло.

— …Сейид! Вот они! Ведут!

Гвардейцы затыкали пальцами в сторону тропы, ползущей из черной дыры пробитого в скальной толще хода. Вырубленный в камне туннель вел к привратным башням Гуадалестского замка. На виляющей меж неровных камней тропинке замелькали желтые кожаные кафтаны «степных» ханаттани Тарика. Издалека было хорошо, тем не менее, видно, что воины тащили за веревку двоих упирающихся людей.