Лиланд Модезитт - Магия Отшельничьего острова

Две птицы продолжали кружить на севере, но один стервятник неуклонно следовал за нами. Я догадывался — почему, но предпринимать что-либо по этому поводу не считал нужным. Чем менее способным считает меня Антонин, тем лучше.

Скалы по обе стороны дороги становились все безжизненнее и белее, а безмолвие над дорогой — все полнее и глубже. Мухи — и те не жужжали в этом проклятом месте.

Я продолжал путь.

Пока не наткнулся на ворота.

На первый взгляд, теснина, по которой проходила дорога, так и тянулась вперед на многие кай. Но с северной стороны в высоких скалистых стенах имелась выемка, дно которой поросло травой. Этот травянистый участок представлял собой тупик, упиравшийся в отвесную скалу.

Моргнув, я вгляделся в монолитный камень, и иллюзия распалась. Скала вовсе не была сплошной — в ней имелся узкий проход. Его стены не носили следов времени и были совершенно гладкими, словно срезанными ножом. И отпечаток хаоса ощущался как сравнительно недавний.

Посередине проход преграждали массивные ворота из белого дуба. Они были закрыты.

Развеяв иллюзию для Гэрлока, я направил его в проход. Увидевшему нас со стороны показалось бы, что всадник на пони въехал прямиком в сплошной камень.

Через ворота проходила тонкая линия хаотической энергии, но закрытыми их удерживала не магия, а самый обыкновенный тяжелый засов. Конечно, я вполне мог открыть ворота, не касаясь их, а просто перенаправив энергетический поток, но делать этого не стал. Разве может мальчишка, пусть даже и с Черным посохом, разбираться в таких вещах?

Когда я отодвинул засов, взметнулись искры. Больше ничего не произошло. Проехав, я спешился и снова закрыл ворота. Проявив, таким образом, учтивость.

За ущельем дорога некоторое время тянулась между голыми каменистыми холмами, а потом пошла под уклон, к усеянной валунами долине, на которой, на расстоянии примерно в половину кай, мерцал и светился белый утес. Было видно, как он закручивает вокруг себя вихри хаотической энергии. Под утесом стоял замок, обнесенный стеной из белого гранита.

Строение выглядело впечатляюще, но оказалось небольшим — меньше, чем можно было ожидать от резиденции столь могущественного и влиятельного мастера хаоса. И довольно незатейливым. Никаких башен — лишь гладкая, отходящая полудугой от утеса и с ним же смыкающаяся стена, прорезанная единственными воротами. Узкое ущелье отделяло замок от новой чародейской дороги.

Недалеко от расщелины, рядом с дорогой протекал ручей, на берегу которого виднелось несколько островков травы. Я спешился и, не расседлывая пони, пустил его щипать травку, а сам взял посох и зашагал по залитой солнцем дороге между холмами вниз, к белой твердыне.

Через расщелину был перекинут однопролетный мост — не подъемный, а самый обыкновенный, из тяжелой сосновой древесины.

Сам замок обученное войско могло бы захватить в считанные дни — правда, при том условии, что его не оборонял бы Мастер хаоса.

Окрестности выглядели, пожалуй, еще более отталкивающими, чем Фэрхэвен, более безжизненными, чем опустошенные Антонином земли на рубеже Кифриена с Галлосом.

Над стенами белого замка не развевалось ни одного флага, ни над одной из восьми высоких дымовых труб не поднималось и струйки дыма. Но массивные ворота были распахнуты, и проходившая между холмами дорога вела по мосту прямо к ним.

Замок казался картиной, написанной на холсте утеса и заключенной в раму ущелья.

Поначалу мне пришло было в голову окружить замок уравновешивающим заградительным кольцом, но от этой затеи пришлось отказаться. Во-первых, прибегнуть к силе гармонии — значило громко, словно запустив фейерверк, заявить о своем прибытии. Во-вторых, моя способность создать столь мощное заграждение вызывала сомнения. А в-третьих, моя цель заключалась не в том, чтобы отгородиться от замка или отгородить его обитателей от себя.

Мне надлежало встретиться с Антонином лицом к лицу, и я подозревал, что он не уклонится от этой встречи — хотя бы из чистого любопытства. Игра предстояла рискованная, но выбирать, как и всегда, было, по существу, не из чего.

Шаг за шагом я приближался к светящимся камням белого замка и источнику страха, холодившего мою спину.

LXV

Каждый мой шаг поднимал облачко белой пыли, медленно оседавшее у меня за спиной. В долине не ощущалось ни дуновения ветерка, а солнце прогревало ее так, словно стояла не зима, а полдень засушливого лета. Холодные пики Закатных Отрогов взирали на то, что должно было произойти, с тем же безразличием, с каким созерцали они возвышение и падение Фэрхэвена или честную, но губительную стратегию Отшельничьего, создавшего изолированное царство гармонии, используя Антонина в качестве противовеса.

Мои первый шаг по деревянному мосту приглушенным громом прокатился по узкой расщелине, дно которой усеивали красные остроконечные каменные обломки. Хорошо еще, что там — во всяком случае, на виду — не валялось никаких скелетов.

Шагать через мост было все равно, что бить в огромный, гулкий барабан. Надо полагать, что карета Антонина поднимала тут такой грохот, который можно сравнить с громом небесным.

Тяжелые, подвешенные на бронзовых петлях деревянные ворота сами собой распахнулись передо мной.

Навстречу мне никто не вышел, но я уловил присутствие за воротами тварей хаоса — смертоносных сгустков искрящейся красным белизны, в сравнении с которыми демоны Фэрхэвена казались просто жалкими.

Мигом вспотевшие пальцы заскользили по посоху, и мне захотелось утереть лоб.

Звук моих шагов совершенно определенно свидетельствовал о том, что они вовсе не такие ровные и уверенные, как мне бы хотелось.

Прочные дубовые ворота открывались внутрь, во двор, лежащий между стеной и фасадом дома. Насколько можно было видеть, все окна в доме были раскрыты настежь. Даже после того, как я сошел с моста и ступил на белые плиты перед воротами, на виду никто не появился, хотя мои чувства указывали на кружащие по двору сгустки хаотической энергии.

Я шагнул к проему.

— Эй, в замке! Привет!

Белый камень поглотил мои слова, не откликнувшись даже эхом.

Мои чувства прощупывали пространство за воротами, но чьего-либо телесного присутствия определенно не ощущалось. Еще пара шагов — и я оглянулся, уже стоя на камнях двора. Ворота за моей спиной остались открытыми.

Мощеный белым внутренний двор — пространство площадью около тридцати квадратных локтей — был пуст. Вход в дом представлял собой каменную пристройку, выполненную в виде кареты. Открытые окна находились как раз над линией крыши экипажа. Подвешенные на бронзовых петлях, покрытые золотым лаком двери — точь-в-точь дверцы настоящей кареты — словно приглашали войти.