Людмила Астахова - Злое счастье

Мысль, что исполнится последнее желание Финигаса, казалась ему невыносимой.

— А как же предсказание?

— Хелит, в нем не сказано, что ты станешь королевой, а твой муж — королем, — резко заявил Мэй. — Я не хочу быть королем.

— Чего же ты хочешь?

— У меня есть все, что нужно — Приграничье, Эр-Иррин, братья и ты. Сверх того я ничего не желаю, — сказал Рыжий и, прижав девушку к себе, прошептал: — Он… он не должен снова одержать верх.

Хелит прикусила язык, чтобы не обмолвиться ненароком об условиях отшельницы, одно из которых уже исполнено. Эта проклятая недоговорка сильно отравляла ей жизнь, но сказать Мэю напрямую о своем желании хотя бы попытаться вернуться к детям, Хелит не могла. Не могла! Проще сразу вонзить ему нож в сердце. «Пусть все идет так, как идет», — решила она для себя.

Глава 21

Благие намерения

Акстимма

Милые бранились, а остальным обитателям алаттского дворца оставалось тешиться надеждой, что буря, разразившаяся между леди Гвварин и князем Мэем, не наделает бед. Нрав у Рыжего отнюдь не бархатный, а спуску он не давал никому, даже в лучшие свои времена. Хелит, конечно, равнять с другими его женщинами не стоило. Её мизинца ни одна не стоит, это понятно. Князь Мэй за алаттскую деву душу Лойсу заложит и даст себя на куски изрубить. Но если уж вышла меж влюбленными ссора, то всем стоит поберечься, чтобы не угодить под горячую руку. Сначала перепало спальнику, несвоевременно заглянувшему в господские покои. Мэйтианн'илли всегда славился меткостью, и на этот раз не промахнулся деревянным футляром от свитка. Повторять слова, которыми князь его наградил, молодой человек в присутствии постельничего не решился. На мадда Хефейда, с которым случайно столкнулись в коридоре, Рыжий просто наорал, посоветовав не мешаться под ногами. Дайнару же хватило свирепого взгляда из-под насупленных бровей.

Леди Хелит в свою очередь весь день простояла возле окна, сцепив в замок тонкие пальчики. И выглядела такой печальной, что моддрон Гвирис не решилась идти к ней с расспросами, а больше в алаттском дворце благородных дам, достойных стать собеседницами, не водилось. Прислуга же шепталась по углам, но никто так толком ничего и не узнал, кроме того, что Мэй почти всю ночь просидел в кабинете покойного лорда Оллеса в компании с кубком крепкого вина, а леди Гвварин заперлась в собственной спальне.

Наутро Рыжий хладнокровно сообщил — они с госпожой отбывают на Совет Лордов в Мор-Киассу, и приказал собираться.

Нельзя сказать, что все началось с мелочи, потому как предложение выйти замуж, прозвучавшее из уст князя, назвать безделицей сложно в любом случае. Хелит несказанно удивилась причине, по которой Мэй с раннего утра облачился в строгую котту, гладко зачесал волосы и вел себя немного странно, если не сказать — скованно. Мэй особо не стремился соблюдать традиции, но до сей поры он делал предложение всего один раз. Ему в ту пору как раз исполнилось шесть лет, а даме сердца, его маленькой кузине, пять. Более случая такого не предоставлялось. Удивительно ли, что Рыжий нервничал? И уж конечно он не рассчитывал услышать в ответ — «Нет». Смущенное, почти стыдливое, но довольно решительное «нет», вполне внятное, чтобы трактовать его двояко.

— Хелит, я не прошу чего-то необыкновенного, — растерялся поначалу Мэй. — Я прошу лишь стать моей женой и матерью моих детей. Почему ты против?

Все отговорки вроде неудачно выбранного времени, предосудительности с точки зрения злополучного предсказания и риска быть обвиненными в попытке воспользоваться случаем для личной корысти его ничуть не убедили.

— Ты выйдешь за меня по всем правилам, а я публично откажусь от короны — и не будет никаких пересудов. Да будет тебе известно, что венец Верховного короля никому не предлагается дважды. И дело решится в нашу пользу единым махом.

— Ты затем и зовешь меня замуж? Лишь бы отделаться от короны? — поинтересовалась Хелит.

Мэй оскорбился до глубины души:

— Соображаешь, что говоришь? Я тебя люблю!

— Значит, торопиться некуда. Нам не дадут доехать до Мор-Киассы, едва станет известно о браке. Все решат — ты едешь туда короноваться. Сразу, не выслушав мнения Лордов, — пыталась убедить его девушка.

— Никто не узнает. Это будет домашняя тихая церемония.

Хелит даже не представляла себе, как выглядит бракосочетание униэн, но отказывалась вовсе не потому, что боялась огласки или по какой-то из названных ранее причин. Сказать Мэю, что их брак может продлиться лишь до того момента, как она поднимется на гору Лот-Хишши к Читающей, у неё язык не поворачивался.

— Погоди! — не унимался Рыжий. — Может быть, ты хочешь для меня трона Верховным королем? Да? Так и скажи! Я должен знать и понимать, чего ты хочешь!

«Сказать ему, что я хочу хотя бы попытаться вернуться к детям? — мрачно подумала Хелит, пытаясь избегнуть прямого взгляда. — Сказать, как безумно его люблю, но еще не готова забыть о прежней жизни настолько, чтобы похоронить надежду и начать все заново? И не могу найти в себе желания нарожать с новым мужем других детей?»

Нельзя вышвырнуть из памяти почти двадцать лет забот, тревог, любви, переживаний. Нельзя перечеркнуть девять месяцев ожидания, потом рождение ребенка, и всякий миг его и твоей жизни, переплетенных настолько, что не никакой возможности их разделить и обособить. И врут, подло врут сериалы, фильмы и книги, в которых матери, если они, конечно, нормальные матери, могут забыть о своих детях ради новой жизни! Пусть даже она будет во сто крат лучше и радостнее предыдущей. Так не бывает.

Хелит снились её дети каждую ночь, и каждый день она помногу раз вспоминала о них. Она помнила, все время помнила…

— Я удивляюсь, как до сих пор никто не придумал, что я сам добил Альмара! Но в случае чего они обязательно припомнят и это, — жестко обронил Мэй.

— Давай поговорим об этом позднее, — попросила смиренно она. — Такое замечательное утро…

Не хотелось ссориться, не хотелось тратить на объяснения один из последних дней уединения. Может быть, последний их общий день. Ну, зачем, скажите, надо было вообще заводить этот разговор? Кому станет легче? Но много ли мужчин это понимают? Вот именно! Прискорбно мало. Мэй нахмурился и разозлился пуще прежнего.

— Нет в этом утре для меня ничего замечательного, — проворчал он. — Я просто не верю своим ушам. Женщина, которую я люблю сильнее жизни, отказывает мне…

— Не отказываю, а предлагаю еще подождать, — уточнила девушка, еще надеясь уладить все миром.