Баркер Клайв - Пятый доминион

- Прекрасное имя.

- Мне тоже так кажется, - сказала девочка с серьезным видом. - Лучше, чем Хуззах.

- Хуззах тоже хорошее имя, - ответил Миляга. - Там, откуда я родом, Хуззах - это звук, который люди издают, когда они счастливы.

Она посмотрела на него таким взглядом, словно любые представления о счастье были ей абсолютно чужды, во что Миляга легко мог поверить. Теперь, видя Апинга в обществе дочери, он лучше понял его отношение к ней. Он боялся девочки. Разумеется, ее противозаконные силы пугали его из-за того, что могли повредить его карьере, но за этим скрывался и страх перед энергией, над которой он был не властен. Возможно, он постоянно рисовал хрупкое лицо Хуззах из-за какой-то изломанной привязанности к ней, но был в этом и момент экзорцизма. Но и самому ребенку ее дар оказал недобрую услугу. Ее сны приговорили ее к этой камере наполнили смутной тоской. Она была скорее жертвой скрывающихся в ней сил, чем их повелителем.

Миляга приложил все свои усилия, чтобы вытянуть из нее еще какие-нибудь сведения о Тишалулле, но то ли ей было известно очень мало, то ли она была не готова посвятить его в новые таинства в присутствии отца. Миляга подозревал второе Когда он уходил, она спросила его тихо, придет ли он к ней еще раз, и он сказал, что придет.

Он обнаружил Пая в их камере, у дверей которой был выставлен охранник. Мистиф выглядел унылым.

- Месть Н'ашапа, - сказал он, кивнув на охранника. - Мне кажется, мы здесь слишком засиделись.

Миляга изложил свой разговор с Апингом и рассказал о встрече с Хуззах.

- Так значит, закон запрещает пророчества? О таких законодательных инициативах мне слышать раньше не приходилось.

- То, как она говорила о Колыбельной Леди...

- Своей предполагаемой матери...

- Почему ты так думаешь?

- Она испугана, и ей нужна мать. Кто упрекнет в этом? А кто же тогда Колыбельная Леди, как не ее мать?

- Эта мысль мне не приходила в голову, - сказал Миляга. - Мне показалось, за ее словами должна скрываться какая-то реальность.

- Сомневаюсь в этом.

- Мы берем ее с собой или нет?

- Конечно, тебе решать, но я заявляю свое решительное нет.

- Апинг сказал, что поможет нам, если мы возьмем ее с собой.

- Какой нам толк от его помощи, если на шею нам сядет ребенок? Вспомни, мы ведь должны уйти отсюда не одни. Мы должны взять с собой Скопика, а он, как и мы, заперт в своей камере. Н'ашап резко ужесточил режим.

- Он, должно быть, сохнет по тебе.

Пай скорчил кислую рожу. - Я уверен, что описания наших физиономий уже на пути в его штаб. А когда он получит их, он будет очень счастлив, что у него в камере сидят на запоре два головореза. Когда он узнает, кто мы на самом деле, нам уже отсюда не выбраться.

- Значит, нам надо смыться отсюда до того, как он узнает. а просто благодарю Бога за то, что телефон как-то не прижился в этом Доминионе.

- Может быть, Автарх запретил его? Чем меньше люди говорят друг с другом, тем меньше у них возможностей для заговоров. Знаешь что, мне, пожалуй, стоит попробовать получить доступ к Н'ашапу. Я уверен, что смогу убедить его предоставить нам кое-какие поблажки, лишь бы только мне удалось поговорить с ним несколько минут.

- Его не интересуют разговоры, Пай, - сказал Миляга. - Он предпочитает использовать твой рот для других целей.

- Стало быть, ты собрался драться с людьми Н'ашапа? - сказал Пай. - Вырваться отсюда с помощью пневмы?

Миляга задумался над такой возможностью.

- Не думаю, что это лучшее решение, - сказал он наконец. - Пока я еще слишком слаб. Может быть, через пару дней мы и смогли бы одолеть их, но не сейчас.

- Таким временем мы не располагаем.

- Я понимаю.

- Даже если б оно у нас и было, все равно лучше избегать открытого конфликта. Конечно, люди Н'ашапа в спячке, но их здесь довольно много.

- Пожалуй, тебе все-таки стоит повидаться с ним и попробовать немного его задобрить. А я поговорю с Апингом и похвалю его картины.

- У него талант?

- Давай сформулируем это так: как художник он является прекрасным отцом. Но он доверяет мне, так как мы с ним братья-художники и все такое прочее.

Мистиф поднялся и позвал стражника, попросив о частной аудиенции с капитаном Н'ашапом. Парень пробормотал что-то непристойное и покинул свой пост, предварительно постучав по засовам прикладом винтовки, чтобы увериться, что с ними все в порядке. Миляга подошел к окну и выглянул наружу. В облаках намечался просвет; скоро могло выглянуть солнце. Пай присоединился к нему, обняв его за шею.

- О чем ты думаешь?

- Помнишь мать Эфрита, в Беатриксе?

- Конечно.

- Она говорила мне, что ей снилось, как я прихожу к ней и сажусь за ее стол. Правда, она была не уверена, мужчина я или женщина.

- Ты, конечно, страшно обиделся.

- Раньше, может, и обиделся бы, - сказал Миляга. - Но когда она говорила, это уже не имело для меня такого значения. После нескольких недель в твоем обществе мне уже было абсолютно наплевать, какого я пола. Видишь, как ты развратил меня?

- Всегда к твоим услугам. Ты еще что-нибудь хотел сказать по этому поводу, или это все?

- Нет, это не все. Я помню, как она говорила о Богинях О том, как они спрятались...

- И ты думаешь, что Хуззах нашла одну из них?

- Мы видели их служительниц в горах, так ведь? Почему же нам не встретиться с Божеством? Может быть, Хуззах и мечтала о матери...

- ... но вместо нее она нашла Богиню.

- Да. Тишалулле здесь, в Колыбели, ждет своего часа чтобы подняться.

- Тебе нравится эта мысль, не так ли?

- О спрятавшихся Богинях? Да, пожалуй. Может быть, во мне просто говорит Дон Жуан. А может быть, я - как Хуззах, жду кого-то, но кого, не могу вспомнить, кто-то придет и заберет меня отсюда...

- Я уже здесь, - сказал Пай, целуя Милягу в затылок. - Я могу стать любым лицом, которое ты захочешь увидеть.

- Даже лицом Богини?

Звук отодвигаемых засовов прервал их разговор. Охранник возвратился с известием, что капитан Н'ашап согласился принять мистифа.

- Увидишь Апинга, - сказал Миляга Паю на прощанье, - скажи ему, что я мечтаю увидеться с ним и поговорить о живописи.

- Хорошо.

Они расстались, и Миляга вернулся к окну. Облака вновь сгустились, и Колыбель неподвижно лежала, укрывшись их одеялом от солнечного света. Миляга вновь произнес имя, которое открыла ему Хуззах, звук которого был похож на шум разбивающейся о берег волны.

- Тишалулле.

Море осталось неподвижным. Богини не откликались на призыв. По крайней мере, на его призыв.

В тот момент, когда он прикидывал, сколько Пай уже отсутствует (и решил, что уже час или даже больше), в дверях камеры появился Апинг и отослал охранника.