Клайв Баркер - Имаджика

– Ты чуть не утонул в Колыбели? – спросила она.

– Да, – ответил Миляга, подходя к постели, на которой она сидела, обняв руками колени.

– А ты видел Колыбельную Леди? – спросила девочка.

– Кого видел? – Апинг стал делать ей знаки, чтобы она замолчала, но Миляга махнул ему рукой, чтобы он перестал. – Кого видел? – спросил он снова.

– Она живет в море, – сказала Хуззах. – Мне она часто снится, а иногда я слышу ее голос, но я ее еще ни разу не видела. Я хотела бы увидеть ее.

– А у нее есть имя? – спросил Миляга.

– Тишалулле, – ответила Хуззах, произнеся эту причудливую последовательность слогов без малейшего колебания. – Это звук, который издали волны, когда она родилась, – объяснила она. – Тишалулле.

– Прекрасное имя.

– Мне тоже так кажется, – сказала девочка с серьезным видом. – Лучше, чем Хуззах.

– Хуззах тоже хорошее имя, – ответил Миляга. – Там, откуда я родом, Хуззах – это звук, который люди издают, когда они счастливы.

Она посмотрела на него таким взглядом, словно любые представления о счастье были ей абсолютно чужды, во что Миляга легко мог поверить. Теперь, видя Апинга в обществе дочери, он лучше понял его отношение к ней. Он боялся девочки. Разумеется, ее противозаконные силы пугали его из-за того, что могли повредить его карьере, но за этим скрывался и страх перед энергией, над которой он был не властен. Возможно, он постоянно рисовал хрупкое лицо Хуззах из-за какой-то изломанной привязанности к ней, но был в этом и момент экзорцизма. Но и самому ребенку ее дар оказал недобрую услугу. Ее сны приговорили ее к этой камере, наполнили смутной тоской. Она была скорее жертвой скрывающихся в ней сил, чем их повелителем.

Миляга приложил все свои усилия, чтобы вытянуть из нее еще какие-нибудь сведения о Тишалулле, но то ли ей было известно очень мало, то ли она была не готова посвятить его в новые таинства в присутствии отца. Миляга подозревал второе. Когда он уходил, она спросила его тихо, придет ли он к ней еще раз, и он сказал, что придет.

Он обнаружил Пая в их камере, у дверей которой был выставлен охранник. Мистиф выглядел унылым.

– Месть Н'ашапа, – сказал он, кивнув на охранника. – Мне кажется, мы здесь слишком засиделись.

Миляга изложил свой разговор с Апингом и рассказал о встрече с Хуззах.

– Так значит, закон запрещает пророчества? О таких законодательных инициативах мне слышать раньше не приходилось.

– То, как она говорила о Колыбельной Леди...

– Своей предполагаемой матери...

– Почему ты так думаешь?

– Она испугана, и ей нужна мать. Кто упрекнет в этом? А кто же тогда Колыбельная Леди, как не ее мать?

– Эта мысль мне не приходила в голову, – сказал Миляга. – Мне показалось, за ее словами должна скрываться какая-то реальность.

– Сомневаюсь в этом.

– Мы берем ее с собой или нет?

– Конечно, тебе решать, но я заявляю свое решительное «нет».

– Апинг сказал, что поможет нам, если мы возьмем ее с собой.

– Какой нам толк от его помощи, если на шею нам сядет ребенок? Вспомни, мы ведь должны уйти отсюда не одни. Мы должны взять с собой Скопика, а он, как и мы, заперт в своей камере. Н'ашап резко ужесточил режим.

– Он, должно быть, сохнет по тебе.

Пай скорчил кислую рожу.

– Я уверен, что описания наших физиономий уже на пути в его штаб. А когда он получит их, он будет очень счастлив, что у него в камере сидят на запоре два головореза. Когда он узнает, кто мы на самом деле, нам уже отсюда не выбраться.

– Значит, нам надо смыться отсюда до того, как он узнает. Я просто благодарю Бога за то, что телефон как-то не прижился в этом Доминионе.

– Может быть, Автарх запретил его? Чем меньше люди говорят друг с другом, тем меньше у них возможностей для заговоров. Знаешь что, мне, пожалуй, стоит попробовать получить доступ к Н'ашапу. Я уверен, что смогу убедить его предоставить нам кое-какие поблажки, лишь бы только мне удалось поговорить с ним несколько минут.

– Его не интересуют разговоры, Пай, – сказал Миляга. – Он предпочитает использовать твой рот для других целей.

– Стало быть, ты собрался драться с людьми Н'ашапа? – сказал Пай. – Вырваться отсюда с помощью пневмы?

Миляга задумался над такой возможностью.

– Не думаю, что это лучшее решение, – сказал он наконец. – Пока я еще слишком слаб. Может быть, через пару дней мы и смогли бы одолеть их, но не сейчас.

– Таким временем мы не располагаем.

– Я понимаю.

– Даже если б оно у нас и было, все равно лучше избегать открытого конфликта. Конечно, люди Н'ашапа в спячке, но их здесь довольно много.

– Пожалуй, тебе все-таки стоит повидаться с ним и попробовать немного его задобрить. А я поговорю с Апингом и похвалю его картины.

– У него талант?

– Давай сформулируем это так: как художник он является прекрасным отцом. Но он доверяет мне, так как мы с ним братья-художники и все такое прочее.

Мистиф поднялся и позвал стражника, попросив о частной аудиенции с капитаном Н'ашапом. Парень пробормотал что-то непристойное и покинул свой пост, предварительно постучав по засовам прикладом винтовки, чтобы увериться, что с ними все в порядке. Миляга подошел к окну и выглянул наружу. В облаках намечался просвет; скоро могло выглянуть солнце. Пай присоединился к нему, обняв его за шею.

– О чем ты думаешь?

– Помнишь мать Эфрита, в Беатриксе?

– Конечно.

– Она говорила мне, что ей снилось, как я прихожу к ней и сажусь за ее стол. Правда, она была не уверена, мужчина я или женщина.

– Ты, конечно, страшно обиделся.

– Раньше, может, и обиделся бы, – сказал Миляга. – Но когда она говорила, это уже не имело для меня такого значения. После нескольких недель в твоем обществе мне уже было абсолютно наплевать, какого я пола. Видишь, как ты развратил меня?

– Всегда к твоим услугам. Ты еще что-нибудь хотел сказать по этому поводу, или это все?

– Нет, это не все. Я помню, как она говорила о Богинях. О том, как они спрятались...

– И ты думаешь, что Хуззах нашла одну из них?

– Мы видели их служительниц в горах, так ведь? Почему же нам не встретиться с Божеством? Может быть, Хуззах и мечтала о матери...

– ...но вместо нее она нашла Богиню.

– Да. Тишалулле здесь, в Колыбели, ждет своего часа чтобы подняться.

– Тебе нравится эта мысль, не так ли?

– О спрятавшихся Богинях? Да, пожалуй. Может быть, во мне просто говорит Дон Жуан. А может быть, я – как Хуззах, жду кого-то, но кого, не могу вспомнить, кто-то придет и заберет меня отсюда...

– Я уже здесь, – сказал Пай, целуя Милягу в затылок. – Я могу стать любым лицом, которое ты захочешь увидеть.

– Даже лицом Богини?