Лада Лузина - Меч и Крест

— Тебя саму упекут в психушку!

— Поздно… — эхом отозвалась Катя.

И Маша поняла: поздно — нечто неопределимое под названием жизнь уже угасало в черных глазах Кати, вытекало из кожи, стиралось с губ. И стоящий над Катей архангел Михаил, с подолом, испачканным Катиной кровью, с женским лицом и двумя красными лентами в волосах, был неумолим, как сама смерть.

— Нет! — остановила Маша подругу, добежавшую до дверей, и, вцепившись в безжизненные и холодные Катины ладони, заговорила страстно — вначале неуверенно и коряво, потом гладко и горячо, веря все сильнее с каждым произнесенным словом: — Ты, пришедший на эту землю, испроси Того, кто тебя послал! — И зная теперь, кого она просит — Отца-небо и Землю-мать: — Вернуть мне жизнь сию, во имя Града моего, и блага земли его, и небес его, и грешных чад его!

Катя гортанно застонала. Глубоко, душераздирающе, страшно, выгнувшись болезненной дугой и закидывая назад голову и руки. Вздрогнула, будто ее ударили в грудь, передернувшись всем телом, и опала, уронив подбородок.

— Это оно? — просипела Даша. — На тринадцать часов?

— Нет… — просительно прошелестела Маша, едва ворочая губами. Она просила о чуде! Ведь первый раз уже был… И опустив голову, Маша со страхом заглянула в лицо Кати.

Лицо поднялось и взглянуло на нее с сильным, требовательным, напряженным вопросом — неприятным, но живым! Абсолютно живым, искупающим любую неприязнь!

— Катя… — расплылась в слезливо-счастливой улыбке Маша. — Катя! Как ты себя чувствуе…

И тут Катя забилась в длинном истерическом смехе, вырвав руки из Машиных встревоженных рук и зажмурив безумные глаза. Приоткрыла их и загоготала снова на их озадаченные, перевернутые физиономии.

— Черт! — шало крикнула она.

— Что пликашете, хошяйка? — Сгусток темноты мгновенно вынырнул из темного угла церкви.

— Скамейка!

Черт молниеносно опустился на четвереньки, вогнув спину и приподняв услужливую заднюю точку. Продолжая смеяться, хватаясь за стены, Катя с трудом поднялась с каменного пола и с самым естественным видом умостилась на мохнатую скамью.

— Катя! — обрела, наконец, речь Даша. — Ты выжила!!! Катенька…

— Катя, Катя, Катенька, — насмешливо промурчала Катерина. — До чего же она хороша! Словно сшита на меня, точно по фигуре… — Катины руки самовлюбленно заскользили от груди, по бокам и бедрам, точно расправляя длинное шелковое платье. — Горда, умна, непокорна, красива! Королева! Победительница! — продолжала она, почему-то упрямо говоря о себе в третьем лице.

— Что-то не так… — прошептала Чуб, придвигаясь к Маше. — Ты что-то не так… Она сошла с ума!

— Но с Васнецовым все получилось.

— С кем?

— Потом…

Но Катя услышала их.

— Да, — радостно согласилась она. — Ваша Катя сошла с ума! Как только ты кинулась к ней под колеса. Ты, — повернулась Дображанская к Даше, — помешала ей убить слепую на ринге. Но новая жертва не заставила себя ждать. Такие, как она, всегда ходят в двух шагах от убийства, потому что не могут не побеждать — любой ценой! Сказать ей, что она станет первой, дать попробовать настоящую власть…

Меховая скамейка, молчавшая до сих пор, довольно замычала, качая косматой головой. И Катя поблажливо почесала черного грязнулю за ухом.

— Да, да, хороший мальчик. Не мешай маме…

— Это он! — обозлилась Чуб. — Он тебе нашептал! Из-за него тебя чуть не убили! Он обманул тебя!

— Разве? — подняла веселые брови Катя. — Разве она не стала первой? А кто же тогда Я?!

Катя, с совсем не свойственным ей зазывным кокетством, медленно и нарочито провела языком по верхней губе, игриво надула губы, искоса посмотрела на них проказливо-тягучим, обволакивающим взглядом из-под приспущенных век и резко, как мяч, перебросила его на обведенный кровавой лужей иконостас за их спиной.

И попытавшись поймать ее взгляд, слушательницы вдруг одновременно ринулись туда, оббежав страшную лужу с двух сторон.

— Это портрет жены профессора Прахова. Тот самый?! — вдохновенно раскрыла глаза Даша, не верящая собственным глазам. — Но это — не Катя! Это же Кылына! Только глаза темные…

— Но это он! — вскрикнула Маша, сокрушенная еще сильней. — Это же Демон! Демон Врубеля! Только он — женщина! Врубель написал первого «Демона» с Праховой! Демона и Мадонну! Боже…

— Выходит, Кылына была женой профессора? — совершенно смешалась Чуб, таращась на круглоглазое и большеносое лицо женщины между двумя сдвоенными колоннами, сплетенными мраморным «гордиевым узлом», и безуспешно тщась «разрубить» этот узел.

— Да, я была его женой! Жаль, недолго, — послышался презрительный голос Катерины.

— Во сне?

Даша недоуменно развернулась и увидела, что та стоит, отделенная от них красным ковром из собственной крови, сладко потягиваясь, как громадная и довольная кошка.

— А как ты думаешь, — злорадно пропела она, — почему этой девке снились мои сны?

— Ты? — страшно спросила Маша. — Ты?!

— Я, — усмехнулась Катя, уже не бывшая Катей.

— Кылына! Но это невозможно! Ты умерла!

— Смерти нет, — надменно обронила умершая.

— Да, конечно, — блекло согласилась Ковалева. — Но как? Как?!

— Как только сорвала его глупый оберег…

— Как я не догадалась! — ахнула Чуб, до которой дошла, в конце концов, суть происходящего. — Ведь Белладонна говорила: кот слушается только Кылыну! Но это невозможно!

— Нет, нет, — затрясла головой Маша. — Катя пыталась мне помочь… Днем она была настоящей!

— Но не ночью, — спокойно объяснила ей не Катя. — Не в беспамятстве. И лишь до тех пор, пока была невинной. Стоило ей убить…

— Два бычьих сердца. Передозировка! — жалобно всхлипнула Даша Чуб. — Это Бегемот! И книгу изодрал он…

— …потому что там был твой портрет! — завершила за нее Маша, указывая обличающей рукой в сторону невозможного иконостаса.

— Нет, — улыбнулась ей не Катя, — потому что там не было моего портрета!

— Сатанинская мадонна? — убежденно предположила Ковалева и по ее лицу поняла, что попала в точку.

— Он нашел ее. Нашел мое капище! И попытался меня остановить… Но он всегда недооценивал человека. Видит Бог, — сладко зажмурилась не Катя, — как я люблю людей! Даже вас… Только ради таких, как вы, я и работала в этом убогом «Центрѣ». Какое это счастье смотреть, как ради крохотной выгоды, малюсенькой любви, случайной похоти вы мгновенно отбрасываете всю эту христианскую шелуху и становитесь такими, какими вас сотворила Мать. Он никогда, никогда не изменит вас! Сколько бы он вам ни врал… — с вызовом сообщила она круглому потолку.