Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер

– Секретничанье входит в привычку, – заметил я. – И Молли говорила правду.

Мёрфи кивнула:

– Она сказала, что мы должны прислушаться к первым словам, которые слетят с твоих губ, когда ты проснешься. Что если кто-то возился с твоей головой, твое подсознание сможет проявлять себя именно тогда, на грани сна. И ты сказал, что мы должны слушать ее.

Я обдумал это и поджал губы:

– Гм. Правда. Пожалуй, я хитрее, чем думал.

– Им не стоило подозревать тебя, – сказала Мёрфи. – Вот я параноидальная сучка – и то давным-давно перестала тебя подозревать.

– У них имелся веский повод, – возразил я и сделал глубокий вдох. Это далось мне нелегко, но я выдавил из себя эти слова. – Никодимус бросил одну из этих своих монет ребенку Майкла. Я схватил ее прежде, чем тот успел дотронуться до нее. В результате фотокопия Падшего ангела несколько лет жила у меня в голове, пытаясь уговорить меня взять монету и запустить в себя все остальное.

Мёрфи покосилась на меня:

– Ты хочешь сказать… ты мог превратиться в одну из этих тварей?

– Угу, – кивнул я. – Пару раз висел на волоске.

– Это… Это еще… Там?

Я мотнул головой:

– Уже нет. Она ушла. Я думаю, все то время, что она пыталась изменить меня, я пытался в ответ изменить ее. И в прошлом году в Провале Рейтов она, можно сказать, приняла на себя пулю, предназначавшуюся мне. Психическую пулю. В самом конце, после того как все другие успели уйти. – Я пожал плечами. – Я… Мы с ней вроде как подружились, Мёрф. Я успел привыкнуть к ее присутствию. – Я взглянул на Мёрфи и слабо улыбнулся. – Псих, правда? Переживаю из-за воображаемого друга.

Ее пальцы нашли мои и сжали их.

– Мы все в той или иной степени воображаемые друзья, Гарри. – Секунду она сидела не шевелясь, потом внимательно посмотрела на меня. – Ты ведь не говорил Майклу подробностей?

Я снова помотал головой:

– Не знаю почему.

– Я знаю, – сказала она. – Помнишь, когда Кравос совал пальцы мне в голову?

Я поежился. Он принял мою внешность, когда делал это.

– Угу.

– Ты говорил, это нанесло какой-то ущерб. Как ты его называл?

– Психическая травма, – ответил я. – Примерно то же самое происходит, когда у кого-то умирает близкий человек. При эмоциональных трагедиях и тому подобном. Требуется некоторое время, чтобы прийти в себя.

– Но ты-то с этим справился, – заявила Мёрфи. – Знаешь, Дрезден, мне кажется, очень хреново бывает, когда кто-то настоящий принимает на себя настоящую, предназначенную тебе пулю. А когда нападение на тебя ограничено психикой и твой воображаемый друг погибает лишь у тебя в сознании, справиться с этим все-таки легче. Такое случается время от времени – что ж теперь, помирать от этого?

Я нахмурился и опустил взгляд на свои руки:

– Ни разу не думал об этом в таком разрезе.

Она негромко фыркнула:

– Надо же, сюрприз какой. Дрезден забывает, что он не неуязвим.

Что ж, не лишено логики.

– Этот твой план, – сказала она. – Ты серьезно веришь, что он сработает?

– Думаю, я обязан попытаться. – Я набрал в грудь воздуха. – Мне кажется, тебе не стоит впутываться в этот раунд, Мёрф. У динарианцев есть смертные поклонники. Фанатичные.

– Ты думаешь, нам придется убить кого-то из них? – предположила Мёрфи.

– Я думаю, у нас почти нет выбора, – ответил я. – И потом, я вполне могу ожидать от них, что они направят кого-нибудь сюда.

Мёрфи пристально посмотрела на меня.

Я пожал плечами:

– Им известно, что я, Майкл и Саня уедут на встречу. Им известно, что здесь находится еще несколько человек, и по меньшей мере часть их беззащитна. Вне зависимости от того, получит он монеты или нет, Никодимус может послать кого-нибудь сюда, чтобы расправиться с ранеными.

Секунду Мёрфи молча смотрела на меня, потом опустила взгляд на Кинкейда.

– Ты говнище, – ровно, без нажима произнесла она.

– Я не собираюсь разыгрывать из себя старшего брата, Кэррин, – ответил я. – Но мы имеем дело с очень погаными людьми. Молли останется с Кинкейдом. Мыша я тоже оставлю здесь. Я бы предпочел, чтобы здесь находился еще и кто-нибудь более опытный. Хотя бы для того, чтобы при необходимости посоветовать что-нибудь девчонке.

Она нахмурилась и посмотрела на Кинкейда.

– Пытаешься усовестить меня, чтобы я изображала верную подругу, защитницу дома и суррогатную мамашу в одной упаковке?

– Я решил, что это сработает лучше, нежели сказать тебе: «Молчи, женщина, твое место на кухне».

Она сделала глубокий вдох, глядя на спящего. Потом осторожно коснулась его руки пальцами, встала и повернулась ко мне.

– Нет. Я иду с тобой.

Я хмыкнул, поднимаясь на ноги: