Ольга Вешнева - Огрызки эпох

Глава 26. НЕДОСТРОЕННАЯ ИМПЕРИЯ

Наступил двадцатый век. Предчувствие скорых перемен затронуло не только человеческое, но и вампирское сообщество. Я не ждал лучшего, но и не придумывал мрачных перспектив. Жил одним днем, вернее, одной ночью, состоявшей из питья «готовой» крови и шпионажа за недоступными для отмщения врагами.

Мне пришлось выучить японский язык. Самураи построили свой квартал по соседству с усадьбой Лаврентия. Они мечтали избавиться от заклятия, но местные ведьмы и колдуны не могли им помочь. Обычно самурайские беседы сводились к бесконечным жалобам на судьбу. Если служба хозяину в качестве охраны вписывалась в их кодекс чести, то домашнюю грязную работу они считали непереносимым унижением.

Филиппу исполнилось семнадцать лет. Преподанный Мушкой урок так глубоко врезался в его память, что он навсегда забыл об охоте.

Сам Лаврентий за прошедшие годы перегнал в толщину Ломоносова, над которым прежде насмехался. Он любил выставлять напоказ свой роскошный образ жизни, и потому первым из городских богачей приобрел автомобиль.

Едва вечерело, самурай — шофер подгонял громоздкий «Форд» к особняку. Еще двое самураев затаскивали на сиденье тучного хозяина, размякшего от выкуривания трубки, набитой березовой листвой. Охранники устраивались на подножках, и машина отправлялась на прогулку. Всю ночь она колесила по безлюдным темным улицам, пугая грохотом рессор, шипением двигателя и гудками клаксона привыкших к тишине горожан.

Некогда изящная фигура Лейлы теперь напоминала бревно. Ее так разнесло вширь, что если бы Рустам не поведал всем знакомым людям о беременности жены, и на последнем месяце срока никто бы не догадался, что вампирша носит малыша под сердцем.

Я тоже прибавил в весе, но еще выглядел подтянутым. Выручала постоянная беготня по городу и заповеднику. Да и качество еды было похуже. Я не снимал «сливок».

Смерть вампира похожа на злую иронию судьбы. Наверное, потому и похороны вампира неизбежно превращаются в фарс.

Так размышлял я, туманной осенней ночью провожая Лейлу в последний путь. Рустам очень беспокоился о том, чтобы его жена была похоронена в соответствии с мусульманским обычаем. Его братья пригласили старика — муллу из далекого горного аула. Но как только мулла узнал от гостей о сущности усопшей, он бойко заскочил в бричку и приказал кучеру везти его подальше от срамного места.

Обезумевший от горя Рустам нашел выход из положения. Внешне обычай был соблюден. Погребальную молитву и суры из Корана над телом вампирши пробормотал на ломаном арабском языке молодой актер из театра Виолы Крыжановой, нарядившийся муллой.

Вампирши рожают редко. В охотничьих книгах не найти сведений о том, могут ли они умереть во время родов. Я сомневался в естественной причине смерти Лейлы, хотя и не мог представить, чтобы некто из ее окружения захотел ее убить. В последние годы она жила настолько тихо и незаметно, что попросту не могла кому-либо помешать.

Бросая горсть земли в могилу, я еще раз хорошенько принюхался. От завернутого в саван тела струились запахи ароматических кедровых и розовых масел. Напрасно я искал след осиновой смолы.

На пути с кладбища я обнюхал всех приглашенных на поминки, особенно тщательно — Рустама и Лаврентия.

Рустам был подавлен, время от времени его пробивало на слезы, и братья начинали сердито на него шипеть. От Лаврентия тоже пахло горем. Это был редкий случай его долговременного молчания.

Поминальный стол был накрыт в винограднике, расположенном с северной стороны дома Байрамуковых, похожего на дворец персидского султана. Под сенью вившихся по железным аркам виноградных лоз, освещенных фонарями на высоких столбах, гуляли павлины.

Рустам усадил нас с Лаврентием напротив себя, и мы оказались в окружении его многочисленных родственников.

— О, Аллах, почему ты несправедлив ко мне? — Рустам возвел глаза к своду арки, качая на руках свиток с младенцем. — Ты подарил мне сына, но отнял у меня горячо любимую жену. За что мою семью постигло наказание? Мой первенец Муса не услышит ласковых слов матери. Она не споет ему колыбельной песни.

Малыш заплакал, напуганный громким причитанием отца, и Рустам передал его кормилице. Вопреки моей тревоге, сын Лейлы родился человеком.

— Простите, что докучаю вам расспросами, Рустам Алиевич, — деликатно перебил я. — Мне надобно проверить возникшие подозрения. Позвольте узнать, не приходило ли вам на ум, что ваша жена могла чем-нибудь отравиться?

— Что за вздор вы несете, Тихон Игнатьевич! — возмутился Рустам. — Я резал для жены лучших телят и ягнят. В дни приготовления к родам Лейла питалась нежнейшей кровью. Она не могла отравиться. Лейла отказывалась даже от витаминных капель Феоктиста Дулева. Видимо, напрасно. Быть может, если бы она прислушивалась к советам доктора, роды не были бы настолько тяжелыми, и сейчас она праздновала бы вместе с нами рождение Мусы.

Кивнув в знак согласия, я стряхнул с ноги павлина, принявшего шнурки моих ботинок за дождевых червей.

Не прошло и трех дней после похорон Лейлы, как в моей жизни произошла встреча с еще одним трупом. Вернувшись после ужина к норе, я услышал призывное рычание Орфея и откликнулся. Зверь вышел из-за скалы, нервно мотая хвостом и раздувая верхнюю губу. Он ткнулся носом в мой живот и нырнул в ущелье. Я последовал за ним.

Орфей спустился на берег реки и повернул лапой на спину мертвеца, лежащего на гранитной плите. Я подошел, и зверь отступил. Он присел в паре шагов от трупа, глядя на меня с чувством выполненного долга.

Принюхавшись и заглянув в лицо мертвому мужчине, я забыл об украденных коровьих потрохах в заплечной суме. На меня смотрели остекленевшие глаза Маэно Яматори. На шее самурая виднелись следы клыков. Из его рта пахло кровью Лаврентия. Негодяй пытался его обратить, но организм японца не выдержал перерождения. Далеко не каждого человека возможно превратить в вампира, большинство людей погибает в результате подобных попыток. Наименее рискованным для обращения возрастом считается промежуток от 20 до 35 лет. А Маэно разменял восьмой десяток. К тому же людей с необыкновенными способностями, колдунов и иже с ними, вовсе невозможно обратить. А самураи из волшебной японской провинции, разумеется, не были обычными людьми.

«Дурак Лаврушка! Что же он натворил!» — я в ужасе попятился от трупа.

Самец мантикоры потянул зубами суму на моем плече. Опомнившись, я вывалил коровьи потроха на плоский валун.

— Молодец, дружище, — я погладил жесткую гриву Орфея, собиравшего языком гостинец.