Татьяна Чернявская - Ферзи

Сегодня, впрочем, сердце безутешной вдовы в кое-то веке могло радоваться тихому семейному ужину, соответствующему всем столь тщательно преподносим в благородном обществе канонам. Была и вычурная сервировка, и тихие невидимые слуги, создаваемые специальными встроенными в стены столовой артефактами, стоившими небольшое состояние бывшему Главе Совета, даже музыка присутствовала, хотя вопли приличествующей скрипки не выносила и сама Альжбетта, не говоря уже о других домочадцах. Для такой роскоши, правду, пришлось собрать на стол куда раньше положенного срока, соответствующего открытию элитарных клубов, но с этим вполне можно было смириться, как и с тем, что заказанный ужин оказался ещё не готов и приходилось душиться оставшейся с обеда отварной говядиной с тушёными в сливках грибами и парочкой обжаренных на костре баклажанов. Вино также не успели заказать из подвалов, сделав семейный ужин совсем уж благонравным. Однако все лишения стоили того, чтобы усадить за стол вечно отсутствующее чадо, уже почти неделю довольствующееся неразумными перекусами вне родных стен.

— Почему ты так рано вернулся? — заботливо уточнила Альжбетта Важич, склоняя на бок аккуратную головку и лучезарно улыбаясь, так и источая материнскую любовь и ласку на сидящего во главе стола сына.

Араон Артэмьевич её восторженного настроя относительно «тихого семейного вечера» совершенно не разделял, с радостью бы предпочтя ему копание в успевшей заново нарасти горе отчётов: подложных и истинных. Дела в Замке обстояли настолько паршиво, что если бы не желание отомстить убийцам отца и природное маниакальное упрямство, юноша определённо предпочёл бы сложить с себя полномочия и уйти работать на погосты хоть обычным стражником. Прямолинейная и порядком вспыльчивая натура молодого чародея задыхалась в паутине подковёрных интриг и хитросплетении утончённого этикета, требуя немедленно разобраться с виновными раз и навсегда. Мастер чувствовал, как стремительно теряет связь с реальностью, уносясь по течению бурлящего потока в кем-то уже любовно вырытом и исправленном русле. Даже будучи пешкой в игре хитроумной тётки и её приспешников, раненый и лишённый средств воздействия он чувствовал больший простор для манёвров, был кураж, вера в собственные силы, лёгкий налёт вседозволенности. В окружении условностей, политесов и бесконечных оговорок, когда за каждым шагом могильными гулями следят толпы «доброжелателей», а непосильная, раздутая до невероятных размеров ответственность не позволяет, даже мелких житейских вольностей, молодой человек с ужасом ощущал, как вязнет и деревенеет наподобие тех жалких марионеток из детского театра. Ярость и сила клокотали в душе, не имея возможности вырваться из-под тугой размалеванной маски, грозя разорвать навязанное духу тело или изойти на пар, оставив пустую оболочку. Араон постарался отогнать подальше упаднические мысли и покорно ждать утра, когда Ихвору предстояло прислать ему предложенный Алей составчик.

— Я уточняла, — продолжала журить безолаберного наследника уважаемая и глубоко несчастная вдова, подкладывая себе в тарелку наименее раскисшие куски мяса, — тебе необходимо ещё дня два пробыть в лечебнице, пока не будет точно установлен состав яда! Совсем не думаешь о последствиях! Я так переживала! Так переживала!

— Я знаю, — непривычно холодно ответил молодой человек, которого начали порядком утомлять бесконечные пляски возле своей персоны. — Я слышал, как ты переживала. Все пациенты слышали. Вроде один банкир даже из элефонского сна вышел.

— Что ты такое говоришь? — искренне возмутилась женщина, хватаясь за сердце и даже слегка подпрыгивая на месте. — Как можно быть таким бесчувственным? Я так переживала за тебя! У меня едва сердце не разорвалось! До сих пор, как вспомню, что-то заходится… Кошмар! Все эти пробирочки, скляночки, иглы, как вспомню, как тебя рожала…

Долгую и невероятно слезливую историю своего появления на свет Мастер-Боя слышал нередко и в разных, подобающих случаю вариациях. Она не особенно отличалась от истории рождения старшего брата, что зачитывалась уже Ихвору и была столь же наполнена муками и трагизмом. Арн подцепил на вилку совершенно неаппетитный, после недавнего отравления тушеный маслёнок и в который раз принялся продумывать вступительную речь для завтрашнего Совета, обещавшего ввиду недавнего роспуска, разгрома кабинета Главы и нескольких нападений быть особенно жарким.

— Ах, — госпожа Важич всплеснула пухлыми ручками, привлекая внимание собравшихся и заставляя вяло ковыряющуюся в своей тарелке невестку и вовсе выронить прибор, — Арти, всегда говорил, что я слишком чувствительная для таких разговоров.

— Именно поэтому ты напала на двух Старших мастеров и разгромила кабинет третьего? — словно между делом поинтересовался чародей у разошедшейся родительницы. — Безусловно, на это способна только очень слабая женщина.

— Этой кикиморы не было на месте — что мне оставалось делать? — на миг выйдя из образа страдающей матери семейства, совсем по-мещански огрызнулась Альжбетта, вздорно фыркнув. — Не передёргивай! Речь идёт о здоровье моего любимого сына! Единственного, попрошу заметить! Я что должна терпеть? Я не желаю, чтобы здоровью моего мальчика что-нибудь угрожало! В конце концов, он Глава Совета!

— Вот именно, Глава, — едва не зарычал Араон, с угрожающим стуком опуская на столешницу внушительный кулак и почти не морщась от боли в раненой руке. — И ты своим поведением дискредитируешь меня перед остальными представителями. Мой авторитет не особо высок и без истеричной дуэньи.

— Как ты с матерью разговариваешь? — перешла на визг почтенная госпожа Важич, яростно сверкая глазами и добавляя в голос прошибающую даже каменные стены слезливость. — Чёрная неблагодарность! Какой позор! И это мой сын!?! Моя единственная кровиночка!

— Прошу прощения, — тихонько и как-то неуверенно подала голос всегда тихая и немногословная женщина, неловко прерывая пламенную речь разбушевавшейся свекрови, — разве Ихвора искать не будут?

Дилия с надеждой посмотрела на деверя, не смея на пример Альжбетты поднимать волнующую тему более остро и пытаясь донести степень своего страдания и беспокойства исключительно силой взгляда. Араон, пожалуй, даже ощутил бы перед ней определённую неловкость, если бы наперекор сложившейся в доме традиции, попытался увидеть в невестке более волевую и цельную личность. Волоокая, покорная и всепрощающая Дилия в своей кротости и мимолётном жеманстве вызывала в нём неосознанную неприязнь, граничащую с лёгкой брезгливостью даже в сложившейся ситуации.