Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

Прервавшись на полуслове, Аймик заговорил о другом:

– …Ты и девчонок-то не видал еще, а там доберемся до людей Ворона – они тебя и усыновят, в свой Род примут, и жену тебе…

Внезапно Дангор стиснул отцовскую руку:

– Гляди, они рядом!

Аймик всмотрелся в лесную тьму, куда указывал Дангор, и на миг ему показалось… (Только ли показалось?)

– Кто – «они»?

– Дад. Мертвый. Совсем черный. И другие.

– МОЛЧИ!

Аймик ладонью закрыл рот сына. Нельзя говорить об этом. Тем более сейчас.

(Может, все-таки только показалось? Мара, наведенная местными колдунами? Но все равно…)

Он встал и, взяв короткое копье, сделал его острием Знак Света. И сказал Слово Света. Туда, в темноту. Отпустило. Немного.

– Дангор! Их больше нет.

Тот перевел дыхание. Потом даже попытался улыбнуться, хотя вышла не улыбка – оскал.

– Они вернутся.

3

Самого Аймика они не трогали. Был бы он не Вестник, идущий к своим из-за Стены Мира, от Той-Кто-Не-Может-Умереть, а просто Аймик-охотник, и не заметил бы ничего. Марой посчитал бы то, что с сыном творится, только и всего. Но теперь-то он знал – нет, не Мара. Те, другие, обитатели Великой Тьмы… Знал Аймик и то, что сам он, защищенный Неведомыми, не по зубам даже этому могущественному врагу. По крайней мере сейчас. Не за ним они явились сюда, не его преследуют с такой настойчивостью, нет. Они были бы даже рады укрыться от его глаз и слуха – пусть бы видел только дрожащие тени, пусть бы слышал только шум ветра. Хотели бы, да не могут. И в этом – единственная надежда.

Единственная. Ибо хоть и не за ним явились они, но из-за него. Те, другие, хотят во что бы то ни стало заполучить его сына. И если это случится, то тогда…

(ЧТО – «тогда»?)

Аймик этого не знал: Могучие Духи так и остались Неведомыми. Но он чувствовал отчетливо и остро: если это случится, он не только потеряет сына. Нарушится что-то… во всем Мире (Мирах, быть может?)… Что-то такое, отчего весь его путь окажется напрасным.

Чувствовал он и то, что Неведомые, покровительствуя ему, почему-то не могут защитить его сына. Это должен сделать только он сам.

Конечно, кое-что о том, как бороться со злыми духами, знал и он, Аймик… каждый охотник знал это. Но против других обычные охотничьи заклинания и обереги были бессильны; Аймик убедился в этом на следующую же ночь.

– Хохочет! Отец, он хохочет! – кричал Дангор. Что еще? Огненный Круг? Аймик помнил еще с детства рассказы о том, что Круг наведенный Чистым Огнем, отгоняет даже самых страшных… через него не перейдет даже нежить. Но нужных слов Аймик никогда не знал. Попытался, конечно, навести, шепча самые сильные из известных ему заклятий. Слово Света тоже не забыл. Помогло ли? Вечер был тих и мягок, а ночь – еще мрачнее прежних, и в завываниях ветра явственно различались голоса духов. Тех, других. Аймик чувствовал: они столпились у самого Огненного Круга, плотно сомкнулись, почти неразличимые и все же явственно ощущаемые, – такая давящая злоба исходила от них. И они насмешничали — он это знал… Вправду ли были они бессильны преодолеть его Круг или же просто играли, издевались над своими жертвами? Аймик не мог ответить, но все же наводил Огненный Круг при каждом ночлеге.

Знал Аймик и о свойстве Текучих Вод удерживать нежить. Что ж, они ни одного ручья не миновали без того, чтобы вброд не перейти, ни одной речки, чтобы не переплыть. Если и помогало, то ненадолго. Те являлись снова и снова.

4

Плот скользил, подрагивая на быстрине. Дангор безучастно сидел на корточках, глядя вниз, в щели, где дрожала вода. Он отдыхал. Последние дни перед тем, как они вышли к этой широкой реке, ему и днем не стало покоя. Дад показывался даже днем, даже при свете солнца. Не прямо, нет. Как тень. Неуловимая, почти незаметная. Только если чуть скосить глаза, – на какой-то миг… А ночью – явно. Черный, только белками ворочает. И нашептывает, нашептывает… А то еще возьмет да ухмыльнется, как при жизни бывало. Только злобнее…

Дангор сопротивлялся, как мог. Только, если бы не отец, давно бы сдался, давно бы позволил Этим овладеть собой, соединиться с тем липким, омерзительным, что само рвется к Ним откуда-то изнутри, из глубины его души…

Дангор верил: отец, вернувшийся из мира Могучих Духов, обязательно спасет его, как уже спас однажды. Но только почему его могучие друзья и покровители не приходят на помощь? И почему те, другие, с каждой ночью подбираются все ближе и ближе, становятся все сильнее и сильнее? Неужели они и впрямь всесильны?.. Но ведь отец-то вернулся, хотя Дад говорил: «Он мертв!» А он вернулся и убил Дада…

Дангор отдыхал. Сейчас день, и здесь, на текучей воде, его нет. Даже в виде едва заметной, но такой навязчивой тени. Но придет ночь, и они пристанут к берегу для ночлега, и те обступят Огненный круг, и будут звать…

Плот скользил по реке, которую местные жители звали Дерида – Голубая. Аймик узнал ее неведомо как: на пути туда он пересек Дериду лишь единожды и значительно севернее тех мест, которые они сейчас проплывали. Сейчас, спеша в степи, он вышел к этой широкой, красивой реке гораздо южнее, не сделав даже попытки навестить тех, кто дал ему когда-то приют… Тому, кого преследуют силы Тьмы, лучше держаться подальше от тех мест, где обитают земные пособники этих сил – горная нелюдь. Да и чем могут помочь ему и сыну те, чей Род так жестоко пострадал от этой нелюди?

Нужно спешить. Если помощь будет – то только там, в степях.

Они соорудили плот в предгорьях, и река, раздавшаяся вширь, вынесла их на цветущую, дрожащую в солнечном мареве равнину, и несла, и несла день за днем на восход, лениво покачивая, словно баюкая. Потом – медленно, почти незаметно – вновь появились всхолмия, предгорья… И вот уже, стремительно сузившись, зажатая теснинами, непохожая сама на себя Дерида мчит их с невероятной скоростью, и тут уж не править – удержаться бы только.

– Дангор, держись! – орет Аймик, в тщетной попытке перекричать рев ярящихся вод, клокочущих, вскипающих белой пеной, бьющих в лицо, заливающих с ног до головы… – Дангор, держись!

Ноги полусогнуты, левая рука впилась в намотанный на запястье ремень, другой конец которого намертво прикручен к связке; правая рука стискивает жердь… Брызги хлещут в лицо; он уже мокрый с головы до ног… И все же ухитряется в самый критический момент направить плот куда нужно… Только бы не опрокинуться.