Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

Аймик спешил. Все получалось не так, как он надеялся. Там, когда они спустились-таки по эту сторону Стены Мира, когда увидели приветливую весеннюю долину, он решил было: худшее – позади. Зло, Тьма и ее служители остались там… Погребенные лавиной. Им не удалось заполучить его сына: Дангор спасен… Но все оказалось не так.

Еще в горах Дангор начал жаловаться на то, что Дад преследует его. По ночам. Хочет дотянуться, увести хочет. Наведенная Мара, понятное дело. Опасно, конечно, но не очень. Аймик отводил ее, как мог (не колдун все же, хоть и Избранный), — и ведь помогало на первых порах; даже там помогало, вблизи от их логовищ. Думалось: вот спустятся в долину, пойдут по землям Неуловимых – Мара окончательно отступится. И действительно, пока шли по этим землям, по цветущим лугам, сквозь прозрачные, радостные рощи, все было хорошо… Да и могло ли иначе быть там, где поет сама земля, где воздух звенит от счастья, где каждый листок, каждая былинка любящи и приветливы.

(Это ощущалось даже на пути туда. А на обратной тропе Аймик слышал, и видел, и чувствовал всем своим существом в этих краях гораздо большее. Он видел: не просто тени играют в лунных бликах – странные фигуры в причудливых одеждах, словно сшитых из самого лунного света, листвы и цветов, в этом Мире невиданных. Они двигались в такт столь же дивной музыке – и он уже начинал ее слышать, изумляясь невесть откуда льющимся звукам, так не похожим на знакомое звучание костяных флейт, движения этих существ – плавные, грациозные, – как отличались они от всех известных Аймику человеческих плясок…

Теперь-то, побывав у Инельги, он знал, хотя и не понимал – откуда знает?

Неуловимые – это Древние. Не люди, не духи, – Древние. Невесть когда принадлежал им этот Мир, и вот теперь они его скоро покинут. Все. Совсем. Уйдут неведомо куда…

Порой Аймику казалось даже, что он различает их лица – утонченные, похожие и не похожие на человеческие, притягивающие и… чем-то отталкивающие. А они его видели или нет? Неизвестно. Им не было дела ни до него, ни до других людей. Но в долине, где все еще обитали Древние, злу не было места. И Аймику казалось: Тьма еще долго не сможет растлить эти края даже тогда, когда этот дивный народ покинет их навсегда.)

Дангор не видел и не слышал всего этого, и Аймик, заслушавшись и засмотревшись, ловил порой на себе его недоумевающие взгляды. Но, как бы то ни было, а здесь, в Долине Древних, его сын спал спокойно, не жалуясь на Мару, на тянущиеся к нему черные мохнатые руки, похожие на лапы огромного паука. Только невелик этот край, и задерживаться в нем человеку нельзя. Аймик не знал, почему нельзя, но хорошо это понимал. Даже зимовать пришлось не здесь – на границе Заповедного Края.

А потом земли Неуловимых остались позади, и уже к лету дела пошли все хуже и хуже. Вначале Дангор просто поскучнел – неведомо отчего. По матери, быть может? – думал Аймик. По родине своей? Ведь чувствует парень, не может не чувствовать: скроются вершины гор – а они и сейчас уже как синие тучки, – и все, навсегда. Как мог, старался если не развеселить, то хотя бы расшевелить сына: рассказывал о Мире по эту сторону Западной Стены. Не помогало. Днем еще куда ни шло, порой улыбнется, порой даже спросит о чем-нибудь. А ночью… Сидит обхватив колени, смотрит неподвижно куда-то в темноту и к отцу жмется, словно малыш к материнскому боку. И трясется мелкой дрожью; Аймик чувствовал: она и во сне не оставляла Дангора.

«Да успокойся ты, – говорил Аймик. – Ты же почти мужчина, хоть и не посвященный. Да и нечего тебе бояться: Вестника не тронут ни духи, ни звери, ни люди. И того, кто с ним на одной тропе, тронуть не посмеют».

Не помогало. Молчит и трясется. И не спит чуть ли не до утра. И почти не ест. А путь далек…

2

Это было уже в Мире людей, – правда, совсем чужих. Слух спешит неведомыми тропами, опережая путников. Вначале ему, Вестнику, пришедшему с Той Стороны, из Мира Духов, выносили еду, шкуры и кремни, но делали это так, что нельзя было даже увидеть тех, кто подносил дары. Ничто не угрожало жизням Вестника и его сына: кто захочет связываться с посланцами Духов? Но вход в чужие стойбища, гостевой прием и ночлег под чужим кровом были для них недоступны. Приняв дары, отец и сын должны были коротать свои ночи в одиночестве. Впрочем, для Аймика все это уже давно было не в диковину, а Дангор и так одинок от рождения…

И вдруг все переменилось. Вместо даров – знаки: воткнутый в землю дротик, отрубленная волчья лапа, а то и человеческий череп. Все понятно: «Уходите! Немедленно покиньте нашу землю; вы не просто чужие, вы – несущие зло!» Но почему? Аймик недоумевал, но подчинялся. Теперь не только стойбища – сама земля, принадлежащая тому или иному Роду, стала для них Табу. Переходы удлинились: ночевать они могли только на ничейной земле. …Но почему?

Аймик и Дангор сидели у ночного костра уже поужинав, уже расстелив шкуры для ночлега. Ночь, черная, безлунная, была какой-то особенно тихой, беспросветной… Не только Небесной Охотницы – звезд и тех не видно на небе; «следки зверят» скрыты в тучах… А потом вдруг ни с того ни с сего – задуло. Лето, а ветер зол, впору зимние меховики доставать из заплечников.

Аймик обнял сына за плечи и говорил, говорил… Все о том же: о степняках, ставших для него, невесть почему гонимого, чем-то вроде путеводной звезды. Может, не столько Дангора, сколько самого себя утешал Вестник мечтами о том, как придут они к людям, живущим у Южного Края Мира, у самой Великой Воды. О том, как хорошо, как привольно в этих степях, среди друзей – охотников на бизонов.

– …Вот погоди, доберемся, они, глядишь, меня вспомнят и тебя примут не хуже, чем меня принимали. Сам все увидишь. Ты же даже не знаешь, поди, что это такое – Большая Охота!..

Но сыну не было дела ни до степняков, ни до Большой Охоты. Он все сильнее и сильнее жался к отцу, едва ли слыша, о чем тот вещает, и дрожь – знакомая дрожь — сотрясала его тело… (Дачто это с ним творится? Нужно как-то отвлечь…)

Прервавшись на полуслове, Аймик заговорил о другом:

– …Ты и девчонок-то не видал еще, а там доберемся до людей Ворона – они тебя и усыновят, в свой Род примут, и жену тебе…

Внезапно Дангор стиснул отцовскую руку:

– Гляди, они рядом!

Аймик всмотрелся в лесную тьму, куда указывал Дангор, и на миг ему показалось… (Только ли показалось?)

– Кто – «они»?

– Дад. Мертвый. Совсем черный. И другие.