Ольга Онойко - Море Имен

— Мама?

Только что она устало сказала «Алло», но с первым звуком Алеева голоса будто канула в тишину, и по ту сторону трубки стало пусто. Алей испугался. Стыд ожёг его: он мог позвонить маме ещё четыре часа назад и не позвонил. Пускай тогда он боялся за Осень, потому что Осени тоже стало плохо, пускай был слегка не в себе… Всё равно не прощалось такое сыну.

— Алло! — тревожно повторил Алей. — Мама? Ты в порядке?

Несколько бесконечных мгновений продлилась пауза. Алей чувствовал себя как на раскалённых углях. Хотелось сорваться и побежать — но куда? Где спасёшься от совести?..

— Да, — бесцветно прошептала мама. — Алик, это ты? Ты где?

— Мама, я дома! — громко сказал Алей. — Я вернулся!

— Откуда? Где ты был? Почему не позвонил?

— Я не мог. Мама, прости, пожалуйста, я действительно не мог позвонить.

— Я не обижаюсь, — ответила она так, что Алей чуть не расплакался. — Господи, слава Богу, ты жив. Где ты был, Алик?

Алей впился ногтями в ладони. Осязание как будто притупилось.

— Далеко, — сказал он, — очень далеко. Мама, я нашёл Иньку! Слышишь? Я искал Иньку и нашёл его! С ним тоже всё в порядке!

— Ох, — беззвучно сказала трубка и донёсся странный шорох, будто что-то мягко упало. У Алея волосы встали дыбом: он понял, что у мамы стало плохо с сердцем.

— Мама! — крикнул он, вцепившись в трубку. — Мама!

— Я тут, — слабая улыбка мелькнула в её голосе, — я на диван села… А Инечка с тобой? Дай мне с ним поговорить…

— Он не со мной, — виновато сказал Алей. — Я не смог отобрать его у папы. Но я всё решу. Я его верну, клянусь, мама, — и он зачем-то прибавил: — Честное слово.

— Папа… — пробормотала Весела и чуть живее спросила: — Алик, а как там папа? Он про меня что-нибудь говорил?

Алею стало грустно. Он покусал губы, переложил телефон из руки в руку. «Мама его любит, — подумалось ему. — И всегда будет любить. Никогда не перестанет».

— Я очень зол на папу, — честно сказал он. — Но он в порядке. Он сильно обиделся на тебя.

Весела всхлипнула, как ребёнок.

— Я понимаю, что обиделся, — пожаловалась она, — Алечка, ты скажи ему, пожалуйста, чтобы он меня простил. Я же не виновата.

«О господи!» — подумал Алей в сердцах, а потом с обречённым вздохом сполз на пол возле телефонного столика. В животе стало горько от жалости. Он знал, что мама слабая, но это… Тяжесть её любви была выше её сил и совсем её раздавила.

— Папа сам виноват, — зло сказал Алей. — Он не должен был на тебя срываться. Тоже мне, мужчина. У мужчины, говорит, должна быть гордость. Тьфу на его гордость.

— Алечка, не надо, — быстро попросила мать. — Он ведь из-за Ини обиделся? Из-за того, что Лёва его обидел?

— Нет, — сказал Алей мрачно. — Он обиделся из-за того, что ты венчалась. Вступила в нерасторжимый брак.

— Да как же нерасторжимый? Он недействительный, — и мама, кажется, обрадовалась.

— Что?

— Недействительный брак, — почти радостно повторила она. — При живом муже какой брак! Лёва меня отпускает. Так что мы с Иней вернёмся и опять будем жить все вместе!

Алей скептически покачал головой. Он сильно сомневался, что Ясень вернётся в семью, но ничего не сказал. Его дело сейчас было успокоить мать.

— Когда ты переезжаешь?

— Когда скажешь. Хоть завтра.

— Тогда собирайся, — сказал он с улыбкой. — Но я ещё буду пропадать, мама. Пойду искать Иньку.

— Только ты мне звони! — велела мама.

— Если смогу, — обещал Алей, — позвоню.

«Ладно, — подумал он, положив трубку, — это хорошо. Шишов — это было ей совсем лишнее». Он посидел немного, привалившись спиной к стене, потом снова запустил короткий предельный поиск и обнаружил, что Осень не спит, а телефон её занят, потому что она упорно пытается добиться внимания Васи и поставила на автодозвон. «Вот уж не дело», — заметил Алей и потянулся за мобильником.

…Когда он увидел Осень на берегу Старицы, она показалась ему богиней, дивным видением почти всесильного существа, которому лишь нескольких минут не хватило, чтобы протянуть ему руку помощи. Летен грёб к берегу, он уже понял, что у Алея всё получилось, и имел довольный вид. Алей вскинул голову, привстал в лодке, подался к борту. Летен беззлобно обругал его, потому что лодка накренилась. Алей послушно сел, но сидел, ёрзая, как крышка на кипящем чайнике. Приветная улыбка светилась на прекрасном лице Осени, золотой мангуски, девушки-киборга…

Осень молчала.

Скоро и радость на лице её погасла, уступив место выражению крайней усталости. Она помахала Алею рукой, маня к берегу, потом попыталась спуститься на песчаный низкий бережок — и споткнулась, съехала по откосу на подогнутой ноге. Алей встревожился. Он вообще никогда не видал, чтобы Осень двигалась неграциозно. У неё было идеальное чувство пространства и равновесия. Едва лодка причалила, он перепрыгнул борт и кинулся к ней, а она даже не поднялась с колен. Только запрокинула к нему лицо и прикрыла глаза. Алей схватил её в объятия, и Осень прильнула к его плечу.

Алею стало страшно. Он понял, насколько же она устала. Железная воля и беспримерная работоспособность киборга не были бесконечны, они почти исчерпались… Алей не успел спросить, что она делает здесь — Осень ответила прежде.

— Вася отказался помогать, — сказала она, не поднимая век, и уткнулась носом ему в шею. — Мне позвонила твоя мама. Она, кажется, всем позвонила. Ей очень плохо. Вася дал мне код рассечения границ, но я не могла тебя найти, я же не лайфхакер… — голос её прервался.

— Ты мне снилась, — сказал Алей. — Я даже помню этот код. Скалистое поле, молнии мечут славу…

— Это из середины. Где ты был? Ты похож на древнего монгола, только лука не хватает.

— Я и есть древний монгол, — неловко пошутил Алей, — и лук у меня был.

— И он им даже пользовался, — не без насмешки сообщил Летен, привязывая лодку к колышку. — И даже успешно. — Он подошёл и сказал Алею:

— Встречают?

— Это Осень, — ответил Алей, — моя девушка.

Осень открыла глаза. С помощью Алея она встала. Встряхнула головой, пригладила волосы.

— А вы…

— Летен, — представился тот. — Друг.

Алей разулся, прошел по комнате босиком и забрался на тахту. Сел, скрестив ноги. Глядя в потолок, на котором колыхались тени листвы, он ощущал себя зверем, вернувшимся в логово. Час покоя, день покоя и отдыха — и можно будет вновь ринуться на охоту, принюхиваться к ветру, тропить следы; и словно ждёт у порога резвый степной скакун, фыркая на задорного пса, и томятся в колчане стрелы… Вот с чем теперь ассоциируется у него поиск. Не с тихими рейдами из белых и стеклянных офисных переговорок, не со странной последовательностью запросов в браузере с открытым исходным кодом, и даже не с безмятежным закольцованным мирком Старицы. Да и перестал тот мир быть закольцованным с тех пор, как они с Летеном доплыли домой на зелёной лодке… Алей потёр лоб и набрал номер Осени. Она откликнулась с запозданием.