Джонатан Стрэн - Драконы
Она смотрела на все это с крайним неодобрением. В следующий миг он загасил пламя, перестал пыжиться и опустил крылья вдоль спины.
— Я… Мне говорили, что в Китае нет огнедышащих драконов, — сказал он.
— Несбалансированное ян обусловливает неустойчивость темперамента, чем, видимо, и объясняется ваше странное поведение, например выдыхание огня во время беседы, — назидательно заявила Линь.
Вынужденная делать такие замечания по поводу множества подобных бестактных поступков, Линь вскоре ощутила себя в этой компании чем-то вроде няньки при юных недоумках; особенно тяжело пришлось ей во время обеда, когда их требовалось то и дело поучать. К концу трапезы, однако, она оценила меру их простодушия, поскольку они оказались такими же неискушенными в беседе, как и в манерах, а потому послужили бесценным источником информации.
Информация оказалась неутешительной. Они так описывали свое повседневное питание, что по сравнению с ним даже этот обед показался ей более или менее сносным; они радовались перспективе ночевать на лужайке возле ее шатра — подлинное счастье по сравнению с тем грязным хлевом, в котором они жили. Вернувшись из заморских стран, принц рассказывал ей о том, как живут на Западе, но она не вполне поверила ему: трудно было представить, что можно мириться с такими условиями жизни. Но она справилась с негодованием так же, как с сырыми овощами, поданными вместо риса; в конце концов, она прибыла сюда вовсе не для того, чтобы облегчить жизнь местных драконов. Ей предстояло завершить труды принца.
Перспективы обескураживали. Ее новые товарищи сообщили ей, что Франция пребывает на грани войны, но, набросав на земле карту, она увидела, что враг, на которого они указали, располагался на востоке — в противоположной от Британии стороне.
— Деньги-то им на войну против нас дает именно Британия, — сказал Фратерните, бросив сердитый взгляд в сторону островов.
Те самые деньги, подумала Линь, которые они выжимают из торговли в Китае, в нарушение законов императора продавая там опиум и вывозя серебро.
— И когда вы отправляетесь? — поинтересовалась она.
— Мы не отправляемся никуда, — угрюмо ответил Люмьер и опустил морду на передние лапы. — Нам придется остаться: нас прокормить трудно.
Линь легко представила, сколько еды потребуется, чтобы содержать таких громадных особей, тем более что французы склонны кормить их говядиной, но и дома их все равно придется обеспечивать пищей, так что вряд ли они на этом выгадают.
— Ну, армия просто не может вести с собой такое стадо, чтобы прокормить нас, — возразил Фратерните.
Понадобилось еще полчаса, чтобы Линь поняла, что французы все запасы провианта везут с собой из дома.
Она попробовала вообразить это и содрогнулась: перед ее мысленным взором предстало стадо на марше — изможденные и отощавшие коровы, которые идут в пищу драконам, только когда падают замертво.
— И сколько же из ваших идет на войну, а сколько остается? — спросила она и с помощью наводящих вопросов выяснила напрочь лишенный смысла порядок: драконы составляли всего одну тридцатую часть войска, тогда как идеальной долей их участия со времен Сунь-цзы считалась одна пятая.
Насколько она могла судить, в их стратегии военно-воздушные силы мало принимались в расчет; главной опорой армии считались пехота и кавалерия, в то время как эти части должны были служить только в качестве поддержки. Теперь Линь поняла, почему они так зациклены на размерах: слишком мало драконов участвовало в боевых действиях.
Она недоумевала, как вообще здешний император исхитрялся побеждать на вражеской территории — при такой-то организации дела. Однако юные драконы взахлеб рассказывали ей о славных победах и успешных военных кампаниях, из чего она заключила, что враг был не более французов искушен в применении военно-воздушных сил.
Ее собеседники удрученно признались, что сами они ни в одном из этих великих событий не участвовали и вообще мало чем успели отличиться; в основном они валялись без дела или вяло и неохотно отрабатывали неуклюжие маневры.
— Почему бы вам не научиться писать, — предложила Линь и заставила их царапать на земле составные черты пяти первых знаков. Они слишком взрослые, и им потребуется по меньшей мере неделя, чтобы выучить первые знаки, и годы для того, чтобы прочитать простейший текст. — А тебе надо есть только рыбу и кресс-салат и каждый день выпивать миску мятного чая, — назидательно заметила она Люмьеру.
Вечером появился де Гвинье, он больше интересовался тем, как складываются ее отношения с благоприобретенными пажами, чем рассказывал о последних новостях. Вопреки требованиям благоразумия, она не могла удержаться от того, чтобы высказать неудовольствие:
— Я что, должна быть без ума от счастья, когда вы приставляете ко мне юных недорослей, не способных на интеллигентное общение? Я еще могу понять, что у вас боевые драконы считаются аристократами, но вы, по крайней мере, могли бы прислать кого-нибудь более опытного и умудренного жизнью.
Де Гвинье несколько уклончиво оправдывался, что они хотели снабдить ее более веселыми и оживленными собеседниками.
— Судя по отзывам, эти ребята одни из лучших, — сказал он. — Руководство военно-воздушными силами его величества специально возложило на них это ответственное поручение.
— Для несения службы, помимо хорошей наследственности, требуется еще и образование, — заявила она. — Насколько я успела заметить, они только и умеют, что есть или демонстрировать свою силу. Возможно… — Она осеклась, с холодным негодованием осознав, для какого рода службы они предназначались.
У де Гвинье хватило воспитанности и соображения, чтобы принять пристыженный и в то же время обеспокоенный вид.
— Они предназначены для того, чтобы доставить вам удовольствие, мадам, — сказал он. — Если они не способны на это, я уверен, другие…
— Можете передать своему императору, — гневно перебила она, — что я приму от него такое одолжение только тогда, когда он решит зачать наследника престола от самой вульгарной замарашки из самой убогой деревушки в своих владениях. Не раньше. Можете идти.
Он поспешно удалился, пока она не разгневалась окончательно. Она немного прошлась по двору, хлопая крыльями, как опахалом, чтобы охладить кожу при такой жаре. Импровизированное опахало причиняло легкую боль, но гораздо сильнее ощущалась боль от нанесенного ей оскорбления. Она даже не знала, как ей поступить в этом случае. С тех пор как Линь вылупилась из яйца, она из-за своего необычного окраса привыкла сносить опасливые, косые взгляды мелких и суеверных особей и страдать, сознавая, что их беспокойство вредит репутации принца. Но даже самый тупой из придворных ни за что не осмелился бы на такой неслыханно оскорбительный проступок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});