Джонатан Стрэн - Драконы

Де Гвинье вернулся к ней после краткой беседы с императором.

— Надеюсь, это устроит вас на первое время? — поинтересовался он, указав на возводимый на лужайке шатер. — Его величество сообщил мне, что он отдаст распоряжение выстроить поблизости от реки постоянный павильон, сообразуясь с вашими вкусами, чтобы разместить вас с наибольшими удобствами.

— Мелочи не имеют значения, — сказала она. — Я предпочитаю как можно скорее услышать о планах императора в отношении Британии.

— Завтра утром я запрошу необходимую вам информацию, мадам, — с некоторым колебанием пообещал де Гвинье. — Возможно, его величество захочет лично изложить вам свои намерения.

Она смотрела на него, разворачивая и сворачивая ожерелок, словно веер, как бы предупреждая, что все его увертки ей понятны и что она не позволит водить себя за нос слишком долго. Но он поклонился и ушел, явно довольный собой.

Она долго не спала, наслаждаясь свежим воздухом на лужайке возле шатра и время от времени выбирая кусочки жареного мяса с большого блюда, когда голод пересиливал отвращение. К тому же, остыв, мясо стало чуть съедобнее. Восход солнца, столь вредного для ее зрения и кожи, заставил ее искать убежища под пологом шатра. В духоте и неудобстве этого временного пристанища она забылась тяжелым, беспокойным сном; ей снился низкий, хорошо поставленный голос принца, декламировавшего стихи о лете.

Ближе к вечеру солнце скрылось за тучами, и она смогла выбраться наружу, где оказалась в обществе трех огромных драконов-самцов, неимоверно грязных и лениво обгладывающих окровавленные кости; они были в кожаной сбруе — явно служили для перевозок. Драконы уставились на нее с оскорбительным любопытством; Линь уселась и одарила их ледяным взглядом.

— Добрый день, мадам, — не выдержал один из них, осмелившись первым прервать молчание.

Линь свернула ожерелок и, полностью игнорируя приветствие, склонилась над медной чашей. На поверхности воды плавало несколько листьев, которые никто не удосужился убрать; она откинула их кончиком когтя и принялась пить.

Три самца недоуменно переглянулись, подергивая кончиками хвостов и крыльев, словно только что вылупились из яйца. Тот, что первым заговорил с ней, самый крупный из них, неопределенно-бурого цвета, с белым брюхом в серую крапинку, предпринял еще одну попытку.

— Меня зовут Фратерните, — объявил он и, не дождавшись от нее ответа, наклонился к ней и прокричал: — Я сказал: «Добрый день. Меня…»

Она развернула ожерелок во всю ширь и издала короткий упреждающий рык, так что сухая пыль с лужайки взметнулась вверх и попала ему в ноздри.

Он отпрянул, откашливаясь и лопоча что-то; забавно изогнувшись, самец принялся тереться мордой о бок туловища.

— За что?! — обиженно возмутился он.

Однако, к ее облегчению, все трое отодвинулись подальше от нее, вроде бы оказывая почтение.

— Когда у меня возникнет желание познакомиться с кем-либо, — произнесла Линь, обращаясь к низкорослому деревцу в нескольких шагах от них и тем самым пресекая нежелательную фамильярность, — я вполне могу сама осведомиться о его имени. Когда кто-либо настолько забывает приличия, что сам напрашивается на знакомство, я поступаю с ним так, как он того заслуживает.

Последовало непродолжительное молчание, после чего самый мелкий из трех драконов, неприятной оранжево-буро-желтой окраски, осмелился задать вопрос:

— Но как же мы можем приветствовать вас, если нам не разрешается говорить?

Линь в некотором замешательстве помолчала, чтобы не выказать удивления. Ей следовало немедленно приспособиться к новым условиям и принять во внимание, что эти трое вовсе не праздные невежи: их приставили к ней для компании.

Она присмотрелась к ним повнимательнее. Фратерните, похоже, вылупился из яйца примерно года два назад; он еще не достиг окончательных размеров, хотя туловище уже было непропорционально огромным. Оранжево-бурый самец выглядел немного постарше, а третий, черный в желтую крапинку, был моложе всех. Единственный из них, он отличался более или менее приличной окраской, зато вонял чем-то похожим на прогорклое лампадное масло.

Дома или в другой цивилизованной части света она без раздумья сочла бы это намеренным оскорблением. Она и здесь была не вполне уверена в обратном. Но ведь де Гвинье затратил столько усилий, чтобы доставить ее сюда. Невежественное обращение — что еще от них ждать, решила она. Наверняка французы считают, что это проявление радушия. Она не могла себе позволить отнестись к ним с презрением — пока, во всяком случае. Линь понятия не имела, кого может оскорбить ее отказ от знакомства: а вдруг это заденет тех, кто влияет на принятие решений?

И она уступила обстоятельствам и, по-прежнему адресуя свои слова дереву, снизошла до ответа:

— Разумеется, меня не привлекает знакомство с особами, которые не умеют культурно есть и вообще держать себя прилично.

Драконы с сомнением посмотрели друг на друга и на себя, и черно-желтый самец, пожиравший сырую говядину, обратился к одному из работников поблизости:

— Густав, о чем она толкует: я как-то не так ем?

— Не знаю, ваша милость, — ответил тот. — Говорят, она пожелала, чтобы мясо для нее жарили, — может, она это имеет в виду?

— Иноземный способ питания, даже если он, несомненно, вредит здоровью, не может волновать бесстрастного наблюдателя, который тем не менее может испытывать неудовольствие, если к нему подходит некто, испачканный кровью и отбросами, в грязной сбруе и к тому же воняющий падалью, — раздраженно объяснила Линь, после чего закрыла глаза, опустила голову на передние лапы и обернула вокруг себя хвост в знак того, что беседа окончена.

Троица вернулась через несколько часов, умытая, с надраенной сбруей и в доспехах; они по-прежнему выглядели сомнительно, но теперь больше походили на бойцовых драконов, чем на подсобных рабочих. Сами они были вполне довольны собой, словно надели знаки отличия высшего ранга. Линь вздохнула про себя и позволила им представиться: оранжево-бурый сказал, что его имя Сюрте, а черно-желтый — Люмьер. Последний тут же с гордостью объявил, что он из породы огнедышащих, и без всякой нужды изрыгнул могучую струю пламени с дымом.

Она смотрела на все это с крайним неодобрением. В следующий миг он загасил пламя, перестал пыжиться и опустил крылья вдоль спины.

— Я… Мне говорили, что в Китае нет огнедышащих драконов, — сказал он.

— Несбалансированное ян обусловливает неустойчивость темперамента, чем, видимо, и объясняется ваше странное поведение, например выдыхание огня во время беседы, — назидательно заявила Линь.