Ник Лаев - В поисках красного

— Я рад, что сегодня на землях клана Лио собрались столь уважаемые гости. — Улыбка не покидала широкое лицо гуна. — Я и мой названный сын благодарим всех вас за эту возможность встретиться.

Вперед выступил молодой, поразительно высокий аэрс с очень светлой, почти кремовой кожей. Темно-серые глаза и коричневые волосы делали его куда более похожим на трусливого цяна, чем на аэрса. — Приветствую вас благородные гуны. Мой великодушный отец и я, готовы предложить вам сегодня то, от чего будет сложно отказаться. — Голос ваньци Дзё казался многослойным пирогом, то взмывая вверх и превращаясь в тонкий, едва слышный фальцет, то стремительно снижаясь и окутывая окружающих бархатом глубокого и густого баса. — Перед нашим народом стоит сложный выбор. Мы должны сплотиться. И что нас объединит лучше всего? — Серые глаза обежали всех присутствующих. Пауза тянулась несколько ударов сердца. Кто-то из сидевших гуннов не выдержал и громко испортил воздух. В других обстоятельствах это вызвало бы общий смех и двусмысленные шутки, но присутствующие удрученно молчали. Тишина давила каменной плитой. Наконец, длинные руки взметнулись над головой. — Общий враг. Вот что нас объединит и навсегда закончит наши распри.

Та-Луо не понимал происходящего и все больше злился. Он впервые видел Дзё-Лио и он ему не нравился. Может, дело было в странном запахе. Стоило ваньци войти в гэр и Та-Луо окатило волной вони. Данху принюхался. Тяжелый, удушливый запах гнили забивал ноздри, вызывая приступы нестерпимой тошноты. Он сглотнул, пытаясь избавиться от мерзкого вкуса, застывшего в горле омерзительным комом. Дзё-Лио продолжал горячо убеждать собравшихся глав кланов. Затылок отца согласно покачивался в такт тому, что говорил этот сын шакала. Губы Та-Луо сжались в суровую нитку. Слух перевертыша мало чем уступал звериному, но речь Дзё-Лио казалась ему путанной и нечеткой. Его слова распадались, падая в сознание глухими, невнятными звуками и тут же оплывая сальной свечой, исчезали без следа. «Он как паук». Юноша потряс головой. Голос Дзё-Лио нарастал, пытаясь взломать что-то внутри, чтобы затем все исковеркать и подчинить. — Извечный враг аэрсов проклятые цяны, жирующие за наш счет. Мы продаем им шерсть и мясо, которыми могли бы накормит и обогреть наших детей. А что мы получаем взамен? — Та-Луо не выдержал и закашлял, судорожно заталкивая внутрь себя рвотные массы. Гадкий голос продолжал выворачивать его наизнанку. — Они продают нам никчемные безделушки и забирают в рабство наших женщин. Их нужно остановить, им следует отомстить. — Дзё-Лио выхватил саблю и завыл: — Аг-шааа. Аг-шааа. — Следом вскочили почти все гуны. Многие по примеру молодого ваньци выхватили клинки и подхватили боевой клич аэрсов. — Аг-шааа. Аг-шааа. Всё смешалось, тонуло в призывах немедленно отправиться в поход против империи цянов. — Та-Луо не выдержал и, согнувшись пополам, выблевал на кошму перед собой содержимое своего желудка. На него ни кто обратил внимание. Все пытались пробиться к Ди-Лио и его сыну.

— Они умоются кровью. — Рядом с Та-Луо бесновался пузатый и абсолютно безобидный глава клана Леу.

— Убьем их мужчин, а их женщины пусть ублажают наших рабов. — Рычал слева всегда спокойный гун Ки-Ляо.

— Тихо. — Лишь одно слово Дзё-Лио успокоило собравшихся. — Сядьте достопочтенные гуны и послушаете наши предложения. — Тошнотворный запах усилился. Глаза ваньци Дзё потемнели, став маслянисто-черными. Та-Луо захотелось немедленно убежать, но его ноги, словно приросли к земле.

— Нам нужен человек, что возглавит нас. — Гун Ди-Лио взял за руку названного сына и поднял ее. — Тот, что поведет нас к грядущей победе. Но с начала, мы должны избавиться от предателей. Пусть мой сын скажет, кто они.

— Среди нас немало врагов. — Лицо Дзё-Лио выражало скорбь и горечь. — Они вредят нам, как могут, вносят в наши ряды сомнения и распри. Кто-то из них делает это из зависти, иные из-за корысти, на а кто-то готов переметнуться на сторону цянов из-за трусости. И, к сожалению, среди них немало перевертышей. — Пробежавший гул недоверия, ваньци остановил взмахом руки. — Они мутят воду, не желая нашей победы, строят козни и пытаются склонить верных нашему делу кланов к измене. — Его тяжелый вздох был слышен даже у дальних рядов. Недовольный ропот усилился.

— Я готов подтвердить все, что сейчас сказал уважаемый ваньцзи Дзё. — С места медленно встал Ба-Чхэ. — Нити заговора касаются многих перевертышей. На днях ко мне приходил данху Та-Луо и предлагал шпионить в пользу цянов. — В наступившей тишине неожиданно громко щелкнули агатовые шарики на четках. — Мне пришлось слушать все те ужасные вещи, что говорил этот молодой человек и не возроптать. — Седая голова горестно закачалась. — Наши перевертыши славятся дурным нравом и быстры на расправу.

Та-Луо слушал и не верил ушам. Перед глазами все туманилось. Спина отца, напряглась, а потом внезапно опала. Звериное нутро требовала растерзать гадину. Данху попытался встать, но суровый голос Фа-Луо его остановил. — Выслушай все до конца и не перебивай. — Юноша повиновался. А старый лжец продолжал поливать его змеиным ядом.

— Данху Та предложил мне тысячу серебряных лянов за то, чтобы я…

Это переполнило чашу его терпения. Вскочив, Та-Луо закричал: — Ты клевещешь негодяй. Как можно ему верить? — Юноша перевел взгляд на Дзё-Лио, чьи глаза напоминали раскаленные угли. Они кромсали душу на куски, давили и гнули ее. В горле снова запершило рвотой. Ноги подгибались. Грудь горела, словно ее сжимали раскаленные обручи. Однако неразрывная связь с родовым тотемом не позволяла чудовищной тьме подмять его под себя и полностью поработить. Та-Луо выпрямился и прохрипел. — Как вы собираетесь воевать с империей без перевертышей? Именно мы главная боевая сила кланов.

— Уже нет. — Смех ваньци звучал страшнее его речей. — Вас заменят мои милые зверушки.

Эпилог

«Я спрашивал сожженного в огнеКто нас спасет, отринув вероломство?Провел он черным пальцем по стенеИ начертал: «Мое потомство…».

Император умирал. Последний месяц он не вставал с постели, с неохотой поглощая уже ненужную для него и от того безвкусную пищу. Когда-то большое, покрытое по бокам широкими пластами жира тело страшно исхудало. Дыхание вырывалось из его груди тяжелыми, хрипящими порциями. Часто он впадал в забытье и тогда, казалось, нить жизни, удерживалась в нем лишь чудом и титаническими усилиями Матриарха, проводившей рядом с умиравшим дни и ночи напролет.