Тамара Воронина - Надежда мира

– Глупости, – оборвала его Женя. – Я большая девочка, и это меня не смущает. Содержанкой я себя не чувствую, и вообще мужчины созданы для того, чтобы женщины могли облегчать их кошельки. Просто мне не до походов по магазинам. Но ты меня не понимаешь. Ты не понимаешь Риэля. И я завидую тому, какой ты сильный, цельный, твердо знающий, что надо тебе и остальным, не имеющий убивающих тебя воспоминаний.

– Зачем ты так? – очень тихо произнес Райв. – Ты ведь сильная. И не спорь. Ты не только выжила в чужом и чуждом мире, ты не захотела из него уходить. Ты поддерживаешь Риэля, к тебе тянется Тарвик – никак не самый слабый человек на Гатае, ты произвела впечатление на Кастина, а это, поверь, нечастое явление. Ты понимаешь, что у меня не может не быть убивающих воспоминаний, и понимаешь, что я не позволяю им себя убивать. А Риэль упивается ими. Он молчит, он не сетует, не жалуется, так что это не напрягает ни меня, ни Тарвика. Мы просто волнуемся за него. Понимаешь? Мы видим, что ему плохо, и понимаем, что ему просто…

– Просто? – так же тихо переспросила Женя. – Просто ему восемь лет жить с осознанием собственного предательства? Просто ему помнить, как умирал Камит? Просто ему переступать через себя и идти к Хайлану, ложиться в его постель и делать то, что тот требует, а потом еще принимать от него деньги? Эк тебя перекосило… Ну да, Хайлан дает ему деньги, и Риэль их берет и даже не раздает нищим, потому что и это он считает частью своей кары. Ты умный и сильный, и ты никогда не поймешь его. Никогда. А я понимаю. Давай прекратим, спор беспредметный, ты не переделаешь Риэля и не вынудишь меня думать о нем иначе.

– И не собираюсь, – обнимая ее, пробормотал Райв. – Я люблю тебя и за то, что ты способна нянчиться с Риэлем годами.

Женя вздохнула. Ни черта он не понимает. Ни черта. Не нянчится она. Скорее Риэль нянчится с ней, такой сильной и умеющей приспособиться. Зато как приятно лишний раз услышать «я люблю тебя». Райв не так чтоб щедр на признания, так что тем более приятно.

Все-таки он утащил ее из дома, водил по дамским лавкам, ресторанам и всяким экзотическим местам – в Комрайне было на что посмотреть. Ночью не давал покоя, утром, едва она проснулась, снова начал усердно отвлекать, и так старался, что Женя столь же усердно прикидывалась, будто отвлеклась и о Риэле вовсе не думает. А он это отлично понимал. А она отлично понимала, что понимает он.

Тарвик занимался какими-то своими делами, перед ними, естественно, не отчитывался, свежий синяк на скуле никак не комментировал, и Женя понадеялась, что он всего лишь ввязался в какую-нибудь свару. Заставляла себя надеяться.

Риэль вернулся через три дня, как и в прошлый раз. Он говорил, что на большее Хайлана не хватает. Ну надо думать, трое суток почти не вылезать из кровати – кого хочешь не хватит.

Был он… в общем, как ни странно, выглядел он почему-то лучше, чем в прошлый раз. Хотя бы живым. Конечно, белая кожа приобрела желтовато-серый оттенок, исчез нежный румянец, потускнели серые глаза, и странно выглядели на этой маске припухшие от поцелуев потемневшие губы, но он все же не казался мертвым. Никто не произнес ни слова. Риэль молча сел к столу – они как раз обедали, положил в дожидавшуюся его тарелку мяса с кашей из дорогущей крупы, сильно напоминавшей перловку, и даже прикинулся, что ест. Нет, он глотал, почти не давясь, но механически, не поднимал глаз, не поблагодарил, когда Райв налил ему вина. Может, ему дать возможность напиться? Пусть и не поможет, зато забудется хоть на какое-то время. Женя выразительно посмотрела на мужчин, и они послушно вспомнили о совершенно неотложных делах.

– Не надо, – отчетливо произнес Риэль. – Не надо изображать благородство.

– А чего б не изобразить? – хмыкнул Тарвик. – Говорят, я в роль вживаюсь хорошо, вот и порепетирую, как это – благородство изображать. А ты не изображай жертву, лучше поговори с Женькой или поплачь у нее на груди…

Увернуться он успел, но поймать летевшую в него тарелку нет, и ценный фарфор разлетелся от удара о стену. Райв сгреб Тарвика могучей рукой и одним движением выкинул в другую комнату, словно нашкодившего щенка, и сам вышел следом, будто ничего и не случилось. Риэль почти и не отреагировал. Допил стакан и задумчиво посмотрел на бутылку. Женя встала и принесла из буфета крепкую наливку, потому что напиться столовым вином не удалось бы и ей.

– Хочешь, я уйду?

– Нет. И они могли остаться.

– Зачем?

Риэль вдруг обнял ее и уткнулся лицом ей в грудь.

– А плакать уже не получится. Разучился, – глухо пробормотал он. – Женя, чем я прогневил Создателя? Зачем уродился привлекательным? И ведь не настолько уж я и хорош, почему Хайлан так запал…

– Ты для него совершенство, Риэль. И я его понимаю, – гладя мягкие-мягкие светлые волосы, вздохнула Женя. – А тан Хайлан – обыкновенная скотина, не привыкшая себе отказывать.

Риэль неохотно от нее оторвался, выпил наливки и вдруг отставил стакан.

– Не поможет. И даже не хочется. Чем занимались? Обо мне говорили?

– Конечно. То есть не все время. Райв таскал меня по магазинам, кофточку вот купил, туфли удобные… Но да, говорили…

Он усмехнулся. Нет. Это неправильная усмешка. Не его.

– Я знаю, что они говорили. Что я слаб, что я сам придумал себе наказание за несуществующую вину, что я впадаю в гордыню, отказываясь от их помощи, что веду себя недостойно мужчины… А ты ведь спорила – и зря, потому что я во многом с ними согласен.

– Я тоже. И что это меняет?

Он поднял усталые глаза.

– В твоем отношении – наверное, ничего. Ты понимаешь. Или просто сочувствуешь.

Женя подтащила тяжеленный стул и села рядом. Ему нравилось держать ее руку. И ей – тоже.

– Несуществующая вина… Почему сильные так в этом уверены? Я знаю, что виноват.

– И в чем?

– В том, что сделал горькими последние дни Матиса, – даже удивился он. – В том, что, умирая, он думал о том, как я был в постели с другим, да еще за деньги. Легче умирать, когда рядом любящий.

– А если Матис считал иначе? – спросила Женя. – Если он не хотел, чтобы ты видел его смерть? Те деньги, что вы скопили, остались у него или у тебя?

– Надеюсь, что у него. Только негде ему было взять остальное…

– Он не мог вылечиться, но мог облегчить себе последние дни. Мог поселиться в приличной комнате, нанять сиделку, принимать обезболивающее… Что с тобой, Риэль?

Он смотрел на нее во все глаза. Неужто самому в голову не приходило?

– Он так и сделал, – прошептал Риэль. – Так и сделал. Снял домик, заплатил хорошей сиделке… А лекарства не нужны. Умирающие от костной лихорадки не чувствуют боли. Они вообще перестают чувствовать. Тело умирает… Мне сказал Хайлан, что Матис так и сделал. Верить ему?