Екатерина Оленева - Невеста для Мрака (СИ)

Глава 40

Я не знаю, сколько просидела в луже остывающей крови. Комната выходила на северную сторону, окна были заглублены и оттого даже днём здесь было сумеречно, предметы теряли очертания в полумраке.

Обычно люди боятся мёртвых, даже если мертвые это кто-то из близких. Но мне не было страшно — мне было бесконечно горько.

Они лежали в разных концах комнаты: мужчина и женщина, с которыми при жизни я так и не смогла определиться: кто же они? Каждый по-своему был предан, каждый по-своему был жесток. Да упокоятся они с миром.

Это хорошо, что Миарон убил Таниту. Он избавил меня от необходимости делать это лично. Я ведь не позволила бы ведьме жить после того, как она убила моего зверя. Интересно, сама она это понимала?

Сидеть в комнате дальше не имело никакого смысла. Мёртвым слёзы не помогут. Необходимо заботиться о живых: о сыне и о себе любимой.

Перед тем, как подняться на трясущиеся, плохо слушающиеся ноги, я бросила последний взгляд на Миарона.

Волосы разметались по полу, руки безвольно вытянулись вдоль тела. Он будто спал, сладко и безмятежно. При жизни я никогда не видела такого умиротворённого выражения на его лице. Зверь покинул телесное пристанище, и никакие страсти больше не искажали его черты.

Нужно вставать. Нужно двигаться дальше. Ну и что из того, что сама я в очередной раз жива лишь на половину? Это пройдёт. Это не в первый раз. Время лучший из докторов. Нужно только пережить ближайшие два-три года. Ну, может быть, четыре?..

Протянув руку, я закрывала ему глаза, застывшие и потемневшие. Будто задёрнула шторы в окнах дома, в котором никто никогда уже не будет жить.

Пока я двигалась, как слепая, к двери, пошатываясь, точно пьяная, я то и дело зачем-то оглядывалась. Наверное, в безотчётной надежде что павший зверь вдруг оживёт: шевельнётся, откроет глаза, вздохнёт? Но он лежал тихо. Так же, как и Танита.

Всё кончено. Они — мертвы. А я — жива. И я должна продолжить свой путь. Нужно дышать. Нужно позаботиться о сыне. Нужно вернуться к Дик*Кар*Сталу. И пусть мрак так заманчиво обещает заботливо укрыть меня своим саваном — этому не бывать. Я не сдамся.

Я же хотела независимости? Ну вот, Двуликие услышали мои молитвы. Теперь, когда Эллоиссент далеко, Миарон мёртв, а Дик*Кар*Стал ничего для меня не значит — я воистину независима. И плевать, что осознание этого ранит и корёжит душу.

Правду говорили древние: нужно остерегаться своих желаний. Всё так и есть.

Как и хотела, я — свободна. Надо мною нет Господ и нет другой высоты, кроме звёздного океана по которому бесстрастно плывут, одна за другой, три цветные луны — Боль, Ярость и Забвение.

В комнате холодно. Но всё равно запах крови, пропитавшей тут почти каждую балку, уже назойливо витал в воздухе. И есть только один способ не дать распространиться этой гнили — превратить дом в погребальный костёр. Пусть сгорит синим пламенем. Пусть пламя уносит души тех, кто погиб здесь.

— Встретимся в Бездне, Миарон, — выдохнула я на прощание.

Стоило перешагнуть порог Мёртвой Комнаты, как я сразу же услышала отчаянный плачь моего несчастного ребёнка.

Я должна унести моего сына как можно дальше отсюда с тем, чтобы… ну, давай же, Одиффэ! Не можешь сказать, так хотя бы додумай это до конца: чтобы бросить его.

Ты должна оборвать последнюю ниточку, связывающую тебя с прошлым, с твоей человечностью, с твоим сердцем. Кстати, совсем не помню — зачем и кому я это задолжала?

Даже для воплощённых демонов в человеческой жизни иногда случается слишком много: нападение крестьян, роды, разлука с Эллоиссентом, угрозы Дик*Кар*Стала, пожар в лесу, жизнь и смерть рядом с Миароном, любовь, похоть, ярость и отчаяние, сменяющие друг друга быстрее, чем успеваешь по-настоящему всё это пережить — всего этого было больше, чем достаточно.

Двуликие! Мне всего девятнадцать, а кажется, я пережила в жизни всё, что только можно.

С трудом переставляя ноги я вошла в комнату к Лейриану, но взять его на руки не смогла — ладони были липкими и нечистыми от спекшейся крови.

Зеркало подарило мне созерцание двойника: чудовища с алыми локонами, хаотично вьющимися вокруг бледного лица, с густо обведёнными тёмными тенями, лишёнными всякого блеска, мёртвыми чёрными глазами.

Боль продолжала пожирать меня изнутри. Она не желала затихать, несмотря на все мои попытки отгородиться от неё, заслониться, спрятаться. Мысль о смерти Миарона не отпускала. В сердце словно образовалась зияющая рана.

Если бы можно было застыть в статую или в льдинку, во что угодно, лишь бы перестать чувствовать! Вообще ничего не чувствовать…

«Осторожней, — насмешливо шепнул внутренний голос. — Твои желания слишком часто сбываются. Боль, Одиффэ, это признак того, что ты всё ещё жив, всё ещё дышишь. Боль — это жизнь. Хочешь жить, значит, хочешь и чувствовать».

И я чувствовала.

Чувствовала, пока смывала с себя кровь Миарона.

Чувствовала, пока шла с сыном на руках на кухню, чтобы покормить его и нашла кухню полной призраков.

Вернее, её заполнял собой лишь один призрак — с яркими губами, жестоким насмешливым взглядом и с чёрными, как смоль, волосами.

Не стану думать об этом. Просто не могу, иначе — свихнусь. Это хорошо, что мы прожили в доме всего несколько недель и присутствие Миарона не успело пропитать собой каждую стенку и половичку, как в Доме Теней.

И всё же он мерещился мне.

Мерещился, пока я забирала деньги из его стола, мерещился, пока осматривала его вещи в поисках чего-нибудь, что может быть полезно.

Передвигая его костюмы на плечиках, в большинстве своём ещё даже не ношенных, я из последних сил сдерживала слёзы. Не потому, что стыдилась плакать, а потому, что стоило начать и конца не будет. А мне нужно убраться отсюда до темноты.

Мы не были друзьями, Миарон. Мы были врагами — до самого конца. Но впервые я пришла к осознанию, что терять заклятого врага так же тяжело, как и лучшего друга. Воистину, любовь и ненависть это две стороны одной медали.

Ты хотел стать для меня всем, заменить собой весь мир. Не успел. Не смог. На этом — точка.

Я взяла Лейриана на руки и вышла в ночь, взмахом руки заставив затлеть портьеры на окнах.

Огонь неторопливо принялся пожирать ткань, неспешно расползаясь во все стороны огненным красный цветком.

Ведьме — пламя. Вокруг ведьмы — пламя. В душе ведьмы — пламя. И сколько бы не стоял мир, иначе не будет — будет только так. Мир Тьмы и Мрака, в котором мы существуем, окружает нам плотным кольцом одиночества. Дети Бездны способны любить, как и любая божья тварь, просто наша любовь несёт с собой смерть тому, кого мы любим, а при жизни дарит лишь ад.