Виктория Абзалова - Тропы в тумане
Мама! Не верь слухам! Я пытался, но ничего не смог — это словно помешательство какое-то, которое то и дело накатывает на какого-нибудь из рыцарей Артура! Все, что я мог сделать, так это проследить, что бы Ламорак и Гавейн сразились в честном бою».
Смерть сестры не тронула ее, но ранила мысль, что он опять может подозревать ее в предвзятости и предубеждении…
«Артур так и не простил мне пущенного Гвенхивар слуха, и подозревает в том, что я испытываю к ней какое-то влечение. Гвенхивар, конечно, красива, на сколько может быть красива женщина в ее годы (прости, мама, к тебе это не относится!), но… я даже не знаю, что на это сказать! Мне довольно трудно представить себя с ней в одной постели, даже если между нами будет обнаженный меч».
Мой мальчик, — умоляла Моргиан, каждой ответной строчкой, — будь осторожен: тебе не простят ни малейшей ошибки!
«…Тебе за меня беспокоиться не стоит. Мне кажется, король избавился бы от меня если бы мог, но я его сын, и эту тяжкую обязанность препоручить больше некому, да и неприлично как-то! Артур сильно сдал за последнее время после этой истории с „чтением письма“ в спальне. Он мечется от одного к другому, приближая к себе то Ланселота, то Гавейна, то Гвенхивар. Сейчас, кажется, пришла моя очередь, но я не питаю иллюзий по этому поводу. Его расположение быстротечнее самого времени и слишком легко утрачивается! Достаточно одной неудачной фразы. Похоже, ему слишком трудно смириться с тем, что его идеальный мир вовсе не так идеален.
Наш король не привык к разочарованиям. Он становится обидчивым, как престарелая тетушка и не в состоянии внимать доводам рассудка. Но самое скверное, что своими настроениями он заражает остальных!».
Моргиан знала, как угнетает его незаслуженное недоверие, как он устал… Но не могла помочь, — и сердце обливалось слезами…
А тон посланий становился все более раздраженным и жестким:
«Прости, мне больно писать тебе об этом, но два дня назад мы получили весть, что Овейн погиб — от руки Гавейна! Утверждают, что это случайность, что они поспорили из-за Священного Грааля, чтоб он провалился.
Знаю, что Овейн был тебе дорог — еще раз прости! А его жена, Лаудина из Фонтейна вовсе безутешна. Их дети еще очень малы, но каково им будет узнать, что они были лишены отца из-за пустячной ссоры?! Я с радостью свернул бы оркнейцу шею, но приходится улыбаться и называть его любезным братом ибо Артуру он очень дорог.
Жаль что во время нашего совместного с оркнейцами „приключения“ в опочивальне королевы, Ланселот не отправил и Гавейна вслед за Агравейном — по крайней мере, сделал бы хоть что-то полезное в жизни!
Извини за резкий тон, но я невероятно устал от них всех, особенно теперь. Похоже, не только король и королева не могут простить мне родства и того, что вытекает из него.
Хотя, было даже забавно наблюдать за Гавейном, когда король объявлял меня хранителем Каэр Меллота на время его отсутствия: он просто рвался пополам — уж кто-кто, а Гавейн упустить возможность драки не может, но и себя, достойнейшего, счел оскорбленным и обойденным.
Я не преминул заметить ему, что вряд ли кто-то решиться напасть на Каэр Меллот едва король скроется из виду, так что здесь нужен скорее счетовод, распорядитель и арбитр, нежели доблестный рыцарь. Он счел себя оскорбленным еще больше. Если бы не Артур — дело бы дошло до поединка. Я даже извинился — все же мало удовольствия в том, что бы расплескивать кровь родичей по плитам, да и Артур не простил бы мне своего любимца. Увы, мой поступок вызвал лишь порицание и осуждение. Как ты помнишь, здесь не принято обсуждать свои ошибки иначе, чем на ристалище, а в споре не прав тот, кто мертв.
Так что теперь Гавейн уже даже не пытается скрывать, что считает меня врагом.
P.S. Надеюсь хоть ты не осуждаешь меня за отсутствие кровожадности и жажды мести?»
Сынок, для меня есть только ты! Нет ничего, что могло бы оттолкнуть меня от тебя! И будь осторожен с ними! — шептала Моргиан.
«И ты еще просишь меня подыскать себе жену! Мне не до сердечных увлечений, но — увы, боюсь, что и Артур не оставит это без внимания, хотя у него сейчас достаточно своих забот!
Ланселот снова объявился, и весь двор — и Стол — заняты решениями альковных дел королевской фамилии. Гвенхивар, хоть и неверная жена — но королева до кончиков пальцев. Она никогда не выбрала бы Ланселота будь он хоть трижды возлюбленным и не ушла бы с ним по своей воле! Но после того, как Артур бросился ее „спасать“, едва не умолял ее вернуться, — почему-то именно теперь она сочла себя оскорбленной и собирается вовсе оставить мир, а этот опоясанный осел — опять ее отвоевывать… Хоть бы задумался, — у кого!
Всем остальным, кто не принимает участие в этом сомнительном увеселении, остается только ждать, когда они угомонятся. В словах моих почтения мало, но тебя это уже не должно удивлять. Трудно уважать того, кто не уважает себя сам и путает это понятие с гербовой спесью.
Боги, храните Британию!
Р.S. Если ты подыщешь какую-нибудь приличную девушку — так и быть, согласен на все!».
Мальчик мой…
Ах, сын ее уже совсем не мальчик! И где была она, когда он был ребенком?.. Да, ему пора иметь своих… — иногда Моргиан позволяла себе мечтать.
«Прости, что мои слова ты могла принять как упрек! Я выразился, быть может излишне резко, но зато верно. Я не монах, и целибат не для меня, но — романическая страсть еще не загоралась в моем сердце. И вряд ли я на то способен.
Во всем остальном — если ты имеешь в виду какую-то конкретную девушку — готов с ней познакомиться. Если и она готова к тому, что будет видеть меня дней десять в году, а остальное время — в крайнем случае, спящим!
Мне кажется, я скоро сойду с ума. Наш король не хочет замечать, что его победы не уничтожили саксов. Они давно не нападали, но никуда не исчезли. Саксы по-прежнему возделывают свои поля, любят своих женщин и плодят детей, которые тоже возьмут в руки оружие. И от этого уже никуда не деться!».
Он привык обсуждать с ней все, что интересовало либо беспокоило его. И Моргиас была необыкновенно горда тем, что ее сын вырос достойным человеком, искренне заботящимся о своей стране. Пророчество? Какая чушь! Она была уверена, что никто и не помнит о нем…
«Такое впечатление, что рыцари Каэр Меллота утратили рассудок. Артур и вовсе не от мира сего! Он твердит о рыцарской чести и доблести, чистоте помыслов, святых обетах и прочей ерунде… Но даже зависть берет от той преданности, с которой за ним следуют рыцари Круглого стола! В последнее время при дворе особенной популярностью пользуются волшебные истории, вроде Святого Грааля (я уже писал тебе об этой идее).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});