Андрей Мартьянов - Звезда запада

Кончилась вся эта история тем, что шестнадцати лет от роду Сигню была крещена (тайно, конечно), и нарёк её монах именем пресвятой Девы Марии. Кроме монаха и девушки знал об этом только Видгнир, хотя сам от подобной процедуры отказался, не разобравшись до конца в своих мыслях. Отец Целестин смирился. А первую свою победу над норманнским язычеством в миссионерском деле праздновал три дня… Некоторые утверждали, что всё это время над домом монаха висело зелёное облако винных испарений. В хронике Вадхейма появилась о сём примечательном событии (крещении, понятно, а не о том, что за ним последовало) запись на латыни. Бояться было нечего, так как читать во всём Вадхейме умели только трое, а латыни никто, кроме них, не знал и подавно.

Отец Целестин сумел заинтересовать Видгнира и обучал его с немыслимым терпением и усердием, которые за семь лет передались и приёмному сыну конунга Торина. Но Вадхейм не монастырь, а Видгнир всё же не клирик. Книги — книгами, но молодому викингу необходимо владеть оружием и править кораблём, тем более если он когда-нибудь примет власть над людьми четырёх родов, уже не первое столетие живших на берегах Вадхейм-фьорда. И если все вечера Видгнир просиживал у монаха, то утро и день его тоже были загружены до отказа. Торин и другие бывалые рубаки выжимали из тела Видгнира все соли, обучая искусству мечного боя, стрельбе из лука и самострела и другим норманнским наукам. Вся молодёжь через это проходила, и не след наследнику Торина отставать от своих сверстников! Вначале были просто деревянные палки, потом перешли на незаточенные стальные мечи или боевые топоры — кому что нравилось.

Каждый день и по многу часов, до седьмого пота и до обморока. Со щитом и без него, с двумя клинками и с одним, — нужно уметь защитить свою жизнь и отнять жизнь врага. Торин и Нармунд не щадили никого — на упавших выливалась бадья воды, их поднимали на ноги, и всё продолжалось. Видгнир не только сжимал зубы и молча делал то, что от него требовали. Сложения он был не самого мощного (хотя стал повыше Торина, отличавшегося на редкость крепкой фигурой), но был более гибким и ловким, чем остальные ребята. Это давало Видгниру возможность одаривать своих — пока ещё ненастоящих — противников ударами с неожиданных направлений и позволяло выигрывать большую часть схваток. Торин оставался доволен: любимый племянник подавал большие надежды, невзирая на всю свою заумь. Конунг ухмылялся в бороду: нет, не зря он тогда согласился с этими посиделками Видгнира с толстяком; хоть не писано этого в древних законах, но преемник у него будет что надо! Все равно монах дурному не научит — добрый он человек, а без образования в наши времена никуда… Глядишь, может, и будет когда-нибудь на весь Север греметь имя Видгнира Мудрого из Вадхейма! Поживём — увидим, а сейчас… Эй, балда, он же сверху рубит! Не отбивать такой удар надо, а отводить! Дай покажу!..

Своего рода боевое крещение состоялось у Видгнира год назад, к концу зимы. Сам он об этом рассказывал мало, случилось же вот что. За два месяца до того подняли бонды в лесу медведя из берлоги, да убить не сумели — сбежал, подлец, заломав охотника с рогатиной, с несколькими стрелами в боку. Раны, видать, были не смертельные: искали косолапого по кровавым следам, да не нашли. Так дело и оставили — авось подох где-нибудь. А после этого начались неприятности. Осатаневший и голодный зверь задрал несколько собак, да ещё жертвой шатуна стали двое трэлей, отправленных за хворостом. Их тела, вернее, то, что от них осталось, отыскали через пару дней. Устраивали облаву, все окрестности обшарили — никакого толку. Потом стало тихо. Решили, что ушёл в горы, но не все в это верили, зная, что оголодавший людоед не покинет мест с лёгкой добычей. Так и вышло.

Видгнир с четырьмя молодыми парнями отправились в лес пострелять зайцев; всего оружия-то — лук да нож, уже и думать забыли они об этом медведе. Тем паче что жертв Одину за избавление от напасти принесено было достаточно, и годи со знанием дела заявил, что теперь-то всё будет в порядке. В лесу охотники разбрелись по сторонам, потеряв друг друга из виду, и Видгнир забрёл в широкое, поросшее сосняком ущелье меж двумя обветренными скалами, наткнувшись на лосиные следы и катыши. А вместо лося перед ним вдруг выросла гора бурого меха с горящими жёлто-коричневыми глазами. Где медведь прятался, осталось неясным — ни следов тебе, ни укрытия. Словно с неба свалился. Чудом увернувшись от толстой, как бревно, лапы с красовавшимися на ней когтями длиной с ладонь, Видгнир прижался спиной к сосне, понимая, что уйти не удастся: или ты, или зверь. Последний, предвкушая трапезу, после первого промаха забыл всякую осторожность и попёр напролом. Поднявшись на задние лапы и мерзко урча, мохнатое чудище прянуло на стоящего у дерева человека, раскрыло пасть с жёлтыми клыками и уже было готово сомкнуть смертельные объятия… Видгнира обдало немыслимым смрадом из бездонной глотки бурого, и всё же единственный его удар пришёлся как раз в шею безмозглой твари, и вовремя. Нож вошёл по рукоять, взлетел фонтан ярко-алой, дымящейся на морозе крови, щедро окропив ею и снег, и человека. Уже в агонии, медведь сумел порвать своему убийце одежду и сильно расцарапать грудь и руку. Но в поединке с силой разум взял верх, и у ног молодого викинга теперь лежала туша огромного зверя — дело, достойное любого мужчины из Вадхейма.

Уже смеркалось, когда Видгнир наконец приволок медведя к ограде поселения на сооружённом из палок подобии саней. Вид у героя был не ахти — в крови с головы до ног, и не поймёшь, где своя, а где звериная. Одежда разорвана, левой рукой шевелить больно, бок опять же болит… Торин только головой покачал и послал за отцом Целестином и Сигню с их травами. После состоялось сразу три события: великий пир в доме у конунга (как же, не каждому так везет!); затем очередное жертвоприношение в капище с долгими восхвалениями богов. Жрец и глазом не моргнул, сообщив, что скрытая воля Одина свершилась, а разговоры о том, что зверь покинул эти места, были только для отвода глаз, — мол, боги хотели испытать сына конунга, а я им, сколь мог, в этом помогал. Отец Целестин, слушая этого шута горохового, только глаза к небу возводил. Ну и третьим событием явилась благодарственная месса, отслуженная отцом Целестином в присутствии Торина и его стурманов. Конунг почему-то подумал, что к данной истории приложил руку и христианский Бог и обижать его невниманием не следует. Разубеждать конунга отец Целестин, само собой, не стал. Правда, во время молебна у монаха трещала голова и он слегка путался — так это всё из-за вчерашнего…

В общем, вот так в жилище духовного наставника появилась медвежья шкура, а сам Видгнир стал настоящим мужчиной не только по числу пережитых зим, но и по мнению всего Вадхейма. А исполнилось ему тогда полных семнадцать лет.