Пол Кемп - Возвращение

Фарон уставился в землю, но повторил:

— И что, госпожа? Ллос призывает свою Йор'таэ, но что Йор'таэ должна будет делать?

Некоторое время Квентл молчала. Фарон поднял взгляд и увидел, что верховная жрица смотрит не на него.

— Госпожа? — напомнил он.

Она очнулась.

— Простого мужчины это не касается, — ответила настоятельница Арак-Тинилита.

Фарон поклонился, мозг его стремительно соображал. Хотел бы он знать, известно ли даже Квентл, что же должна будет делать Йор'таэ и что такое приключилось с Ллос. Возможность того, что и она этого не знает, тревожила его.

Квентл больше ничего не добавила, и они пошли дальше.

Фарон оглянулся и встретился глазами с Данифай. Она облизнула губы, улыбнулась и накинула на голову капюшон плаща.

ГЛАВА 4

Вокруг Громфа с треском пылали пожары. Черный дым поднимался в небо, застилая Базаар сюрреалистическим туманом. Покинутые лавки и палатки лежали грудами обугленных развалин. Черные застывшие фигуры торговцев-дроу, обращенных в камень прикосновением личдроу Дирра, принявшего форму каменного же великана, валялись тут и там, будто отливки из металла. Некоторые из окаменевших дроу расплавились, как свечной воск, от жара при взрыве магического посоха; их уже не оживить во плоти. Громф не стал дальше размышлять об их судьбе.

Широкие глубокие борозды, оставшиеся после бившегося гиганта, уродовали ровную площадь Базаара.

Громф, все еще оглушенный уничтожением посоха, сидел, обмякнув, на холодном каменном полу, вытянув перед собой ноги. От его одежд поднимался дым. Мысли его двигались медленно; все чувства притупились.

Притупились, однако не настолько, чтобы он не ощущал боли. Огромной боли.

Его тело было сильно обожжено. Ему казалось, будто миллионы игл пронзают его кожу, словно его погрузили в кислоту. Его недавно откушенная нога еще не до конца приросла на место, и бедро тоже полыхало болью. Его немагическая одежда — к счастью, ее было на нем немного — прикипела к коже, превратив ее в подобие сплава из горелого мяса и ткани. Можно себе представить, как должно выглядеть его ничем не защищенное лицо. Удивительно, что он вообще может видеть. Должно быть, он закрыл глаза — глаза своего пленника из Аграч-Дирр — перед взрывом.

В руках он держал два обуглившихся обломка. Он уставился на них, тупо размышляя об их предназначении. Внешне они напомнили ему его собственные руки — тонкие и обгоревшие почти до неузнаваемости. Ему понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что это такое — остатки магического посоха.

С гримасой он оторвал остатки пальцев от дерева и позволил обломкам посоха со стуком упасть на землю.

Не видя на площади никого, кроме Нозрора, который сидел на корточках рядом с ним и нервно кудахтал, Громф на какой-то безумный миг решил, что уничтожение посоха, должно быть, истребило все живое в Мензоберранзане.

Глупость этой мысли заставила его улыбнуться, и он мгновенно пожалел даже об этом маленьком движении. Обуглившаяся кожа на его губах треснула, причинив ему новую мучительную боль. Теплая жидкость начала сочиться из раны прямо в рот. От боли он лишь слабо зашипел.

Громфу было не привыкать к боли. Если он сумел выдержать, когда его собственная любимая домашняя крыса выела ему глаза, а гигантская сороконожка откусила ноги, он сможет перетерпеть и несколько ожогов.

— Архимаг? — окликнул Нозрор. — Вам помочь?

Пухлый Мастер Магика протянул руку, словно намереваясь поддержать Громфа.

— Не трогай меня, болван! — прошипел Громф обугленными остатками губ. В рот ему затекло еще немного крови. Из вскочивших на местах ожогов пузырей сочился гной.

Нозрор отпрянул столь поспешно, что едва не опрокинулся.

— Я… я только хотел помочь вам, Архимаг, — запинаясь, пробормотал он.

Громф вздохнул, сожалея о своей грубости. Не в его правилах было позволять эмоциям управлять словами. Кроме того, в голове у него начал складываться план, как поступить с тем, что осталось от личдроу. И теперь, когда Фарон находится на Дне Дьявольской Паутины, Нозрор понадобится Громфу.

— Конечно, Нозрор, — сказал Громф. — Мы должны дать кольцу еще немного времени, чтобы оно сделало свое дело.

— Да, Архимаг, — отозвался Нозрор.

Громф знал, что магическое кольцо, которое он носил, должно исцелить его плоть. Процесс этот проходил болезненно, медленно и вызывал жуткий зуд, но он был столь же неотвратим, как подъем огня вверх по колонне Нарбондели. Без сомнения, Громф мог бы воспользоваться всеми выгодами исцеляющего заклинания — которое его сестры, судя по всему, опять могли творить, — но его и так слишком уязвляло, что Триль уже однажды спасла его. Личдроу ударил Громфа, обратил его в камень, и он погиб бы или остался бы статуей навечно, если бы не вмешательство сестры.

Нет, он не станет просить ни ее и никого из жриц Дома Бэнр об исцелении или о какой бы то ни было иной помощи. Благосклонность Ллос снова с ними. Скоро все встанет на свои места, и Громф не желал быть обязанным жрицам Паучьей Королевы больше, чем того требовала крайняя необходимость. Он слишком хорошо знал, какова будет цена. Вместо этого он лучше пострадает на несколько мгновений дольше, пока кольцо врачует его тело.

«Я рад, что вы живы, Архимаг», — сообщил Прат у него в мозгу. Как оказалось, заклинание телепатии все еще действует.

«Разделяю твою радость, Прат, — ответил Громф. — А теперь помолчи».

Голова Громфа болела, и слушать болтовню ученика у себя в мозгу ему было все равно что получить кинжал между глаз.

На несколько мгновений у него принялась зудеть вся кожа разом. Лишь с трудом ему удалось подавить желание почесаться. Еще несколько минут спустя отмершая плоть начала отваливаться с его тела, а на ее месте принялась расти новая, здоровая кожа.

— Архимаг? — позвал Нозрор.

— Еще несколько секунд, — ответил Громф сквозь стиснутые зубы.

Он глядел, кривясь от боли, как короста обугленной кожи сыплется с его тела, рисуя на земле его силуэт. Громф представил себя одним из пауков Ллос, который в процессе линьки покидает свою старую шкуру и из его мертвой оболочки появляется более крупное, более сильное тело. Схватка с личдроу стала для него тяжелым испытанием, но в конце концов он не был побежден.

Разумеется, напомнил он себе, битва еще не закончена.

Когда он почувствовал, что готов, когда большая часть отмершей кожи ссыпалась с него и лежала на камнях Базаара нелепой кучкой, он протянул все еще хрупкую руку Нозрору: