Юрий Райн - Бестиарий спального района

– А как же! Два! Один за прогул, другой за пьянку!

– Ага… Заменить вот только – кем?

– Да Палвикч! Да он же что есть, что нет его! Вы же видите! Мало того, что дерьмом у людей все перемазал, мало, что трубу повредил, так еще и нету его, когда нужен!

– Да, кстати, Рыбаков, – директор заинтересованно уставился на Василия, – ты что там ершиком-то делал?

– Это… – сказал Василий. – Муфта не лезла… Стена мешала… Ершиком трубу поддел…

– Ясно, – проговорил Павел Викторович. – Поддел, от стены отжал, муфту насадил, да заодно и перекосил все. Вот ее и сорвало. Мудак ты, Рыбаков, редкий. Да еще измазал все. И нахамил. Давай, Алла, готовь приказ. Две недели только пускай отработает. Не спорить! – прикрикнул он.

– Тогда и меня увольняйте! – истерически выкрикнула Алла Валентиновна. – Не могу я с ним! Вы его хоть понюхайте! Как из выгребной ямы разит! А напьется, так вообще! Понюхайте, понюхайте!

– Еще чего, – поморщился директор. – Буду я слесарей нюхать… Да и насморк у меня. Слушай, Рыбаков, я тебя либо по статье уволю, либо если завтра же уйдешь, то по собственному желанию, черт с тобой. Как?

– Чё? – спросил Василий.

– Мать твою… Короче, садись, – он с сомнением посмотрел на штаны Василия, – ладно, садись, заявление пиши. На мое имя. Прошу уволить меня по собственному желанию с такого-то числа. С завтрашнего. Понял? О господи! Алл, напиши ты за него, пусть распишется только. Слушай, а кого вот только на участок его кинуть, а?

– А знаете, Палвикч, – сказала Алла Валентиновна, – у меня в подъезде, этажом ниже, семья живет, так у них мальчишка как раз из армии вернулся. А до армии как раз ПТУ окончил, слесарь по специальности. Мать его пристроить мечтает, а то болтается с дружками-то, попивает… Давайте его!

– Молодой специалист… – скептически протянул директор. Потом вздохнул. – Ну, давай, веди завтра. Что, Рыбаков, расписался? Давай сюда. Подписываю. Алла, в кадрах там проследи все и в бухгалтерии. Все, Рыбаков, бывай. Инструмент сдать не забудь. Да не мне на стол, дубина! В диспетчерскую, что ли, положи.

На выходе начальница уже спокойно сказала Василию:

– Утром за расчетом зайдешь. Прямо в бухгалтерию иди, потом в кадры. Будь здоров.

Василий не спеша добрался до своего подъезда, уселся в обычной позе. Вечерело. Мимо, переваливаясь на опухших ногах, прошла жена, что-то сказала – Василий промолчал, и ничто не шевельнулось ни в его душе, ни в штанах. По правде говоря, в штанах-то у него уж много лет ничего не шевелилось.

Потом появился сын с Джеком на поводке. Оба покосились на Василия, причем Джек прижался к ноге сына, и заторопились. Пересекли дорогу, сын отстегнул поводок, сказал: «Гулять!», Джек помчался по пустырю, скрылся из вида. Василию стало немного грустно. Сын-то ладно, а вот Джек…

Несколько раз Василий заставлял себя напрягаться – это когда из соседей кто-нибудь рядом оказывался. Стрельнуть закурить пару раз удалось, а вот двадцать четыре рубля никто так и не дал.

Ну и ладно. Возникла картинка: он получает в ДЭЗе деньги – начальница вроде сказала получить – и все-таки идет к Люське. Вот и хорошо.

Ближе к вечеру Стеклянный Вова с работы своей вернулся. Занял прежнее место, вытащил пиво из портфеля, быстро остекленел.

Так и сидели.

Когда стемнело, Вова отправился домой – ни слова за весь вечер не проронил, – а Василий побрел к своему пруду. Забрался в воду по пояс, медленно упал лицом вниз. Уже под водой перевернулся на спину, скользнул вбок, лег на привычное место. Что-то уперлось в спину. Завел руку, пощупал – банка консервная, пустая. Отпихнул. Теперь удобно. Замер.

Лежал долго. А может, не очень. Какая разница?

Очнулся от яркого взгляда двух пар зеленых глаз. Ага, родичи. Целых двое. Один знакомый вроде бы. Точно, приходил уже. Другого Василий раньше не видел. Похож на первого, только посветлее чуток.

– Все лежишь? – спросил тот, что посветлее.

– Пошел ты, – пробормотал Василий.

– Я ж тебе, Аникей, говорил, – заметил более темный. – Лежит и лежать будет. Гнилой он.

Аникей отплыл, сделал круг по пруду, вернулся.

– Да, Тимофей, – сказал он, – нечего возразить. Ошибся Феофилакт, ох как ошибся! Где ж глаза его были? Куда ж он чутье свое знаменитое подевал?

– Старость не радость, – проговорил Тимофей.

– Да не в этом дело! – отмахнулся Аникей. – Водка, вот что… Любим мы, водяные, выпить…

– Ох любим! – поддакнул Тимофей.

– …а тут еще и стресс, – продолжил Аникей. – Ведал болотом знатным, а ему вместо болота – раз, и пруд с нечистотами людскими! Вот и не выдержал старик… Ну, с этим-то что делать будем?

– Да мальчонку-то, – сказал Тимофей, – по-любому запускать надо. Парнишка хороший, стараться будет. Почистит все, хоть и не сразу – работы тут непочатый край. Утопит кого следует. Паразитов отвадит. Может, и с говносливом справится.

Аникей поморщился:

– Выражения у тебя…

– Ты, Аникей, – хохотнул Тимофей, – у себя на Светлом скоро совсем приличным станешь, словно и не нечисть. Боюсь я за тебя, церковь-то на берегу озера – опасная штука. Ты, если что, зови, я к церковным делам да к приличиям нечувствительный!

– Я уж сам как-нибудь, – сухо сказал Аникей. – Ты, Тимоша, не отвлекайся. С этим, говорю, что делать будем?

– Может, это… на Божье его? Дубина же дубиной, все ему нипочем…

– Ты спятил?! С Божьим даже Христофор не справился, а вот уж всем водяным водяной был! Застал ты старика-то, Христофора-то? А, ну да, застал… Не-е-ет, Божье – его общими силами надобно, да не какими-нибудь… Слыхал я, собирают артель для Божьего: Евстафий с Сиваша, Меркул с Васюганского, еще кто-то. И мы с тобой, как местные. Глядишь, и вытянем.

Тимофей поежился.

– Да я тоже слыхал… С Мертвого вроде… этот, как его… Менахем, что ли… С Эверглейдса какой-то еще… Вишь, болотные все, да экие сильные. Мы-то с тобой чисто наблюдать станем. А все одно боязно… Ну, где наша не пропадала… А этого, Аника, давай к Феофилакту наладим. Напортачил старик с перепою, вот пускай сам и разбирается как хочет.

– Голова! – обрадовался Аникей. – Ну, начали!

Водяные синхронно наставили на Василия заскорузлые руки с растопыренными пальцами и размеренно произнесли в унисон:

– Мы, Аникей со Светлого озера и Тимофей с Темного озера, как старейшины водяных этого края, отрешаем тебя, вуташ Василий, от несения службы в данном пруду, а равно и в любом ином водоеме. Направляем тебя, вуташ Василий, к создателю твоему, болотному Феофилакту, в припятские топи. Вот тебе стрелка.

Перед глазами Василия, то ли у него в голове, то ли снаружи, возникла ярко-зеленая стрелка. Крутанулась, покачалась туда-сюда и застыла.