Роджер Желязны - Рука Оберона

— Это было очень давно, Виалль.

— Сочинял ли что-нибудь в последнее время?

Я начал качать головой, спохватился, сказал:

— Нет. Эта часть меня… в отпуске.

— Жаль. Баллада прекрасна.

— Рэндом — вот кто настоящий музыкант в нашей семье.

— Да, он очень хорош. Но исполнение и сочинение — вещи разные.

— Верно. Когда-нибудь, когда станет полегче… Скажи, ты счастлива здесь, в Янтаре? Все ли тебе нравится? Может, что нужно?

Виалль улыбнулась.

— Все, что мне нужно, — это Рэндом. Он — хороший человек.

Меня странным образом тронуло то, что она так говорила о нем.

— Тогда я счастлив за тебя, — сказал я. — Он младше, меньше… и мог бы все воспринимать чуть более болезненно, чем прочие, — продолжил я. — Нет ничего более бесполезного, чем еще один принц, когда их и без него целая толпа. Я виноват не меньше остальных. Мы с Блейсом завезли его как-то на пару дней на островок к югу отсюда…

— …А Джерард, когда узнал об этом, отправился и привез его обратно, — сказала Виалль. — Да, Рэндом рассказывал. Должно быть, это тебя мучает, раз ты помнишь об этом много лет спустя.

— Должно быть. У него наверняка тоже остался неприятный осадок.

— Нет, Рэндом давным-давно простил тебя. Он рассказал об этом как о шутке. К тому же он вогнал гвоздь в каблук твоего сапога — и тот потом воткнулся тебе в пятку.

— Так это был Рэндом! Будь я проклят! А я всегда винил в этом Джулиэна.

— Это Рэндома и волнует.

— Как давно все это было… — сказал я.

Я покачал головой и вернулся к еде. Голод крепко прихватил меня, и Виалль предоставила мне несколько минут тишины, которые позволили спокойно расквитаться с голодом. Когда я наелся, то почувствовал, что должен что-нибудь сказать.

— Да, так лучше. Гораздо лучше, — начал я. — Ночь в небесном городе оказалась и странной, и непростой.

— Получил полезные небесные знамения?

— Не знаю, насколько они будут полезны. Но, с другой стороны, лучше, когда они есть, чем когда их нет. А здесь ничего интересного не случилось?

— Слуга рассказал мне, что ваш брат Брэнд идет на поправку. Этим утром он хорошо поел, чем всех воодушевил.

— Верно, — сказал я. — Верно. Вроде бы он вне опасности.

— Возможно. Это… Эта ужасная череда событий, в которых вы все замешаны. Жаль. Я надеялась, что в ту ночь, что ты провел в Тир-на Ног’т, ты сможешь обрести некий знак на поворот к лучшему в ваших делах.

— Это не имеет значения, — сказал я. — Я совсем не уверен в ценности такого знака.

— Тогда почему… О.

Я изучал Виалль с возрастающим интересом. Ее лицо по-прежнему не выдавало ничего, но правая рука нервно двигалась, пальцы простукивали и выщипывали обивку дивана. Затем, словно внезапно осознав красноречивость своих жестов, рука замерла. Виалль явно вспомнила ответ на свой собственный вопрос и теперь хотела обдумать его в тишине.

— Да, — сказал я. — Я это скрываю. Тебе известно, что я ранен.

Она кивнула.

— Я не сержусь на Рэндома за то, что он рассказал тебе, — сказал я. — Его суждения всегда были проницательны и направлены во благо. И не вижу причин не полагаться на них. Но обязан знать, что он тебе рассказал: как для твоей безопасности, так и для моего спокойствия. Ибо есть вещи, о которых я имею некое суждение, но о которых еще не упоминал вслух.

— Я понимаю. Трудно оценивать невысказанное — я имею в виду то, что он мог утаить, — но он рассказал большую часть. Я знаю твою историю и истории большинства ваших родственников. Он держит меня в курсе событий, подозрений, догадок.

— Спасибо, — сказал я, делая глоток вина. — Теперь, раз уж тебе столько известно, разговор для меня станет полегче. Я собираюсь рассказать тебе, что случилось от завтрака и по сей момент…

Так я и сделал.

Пока я говорил, Виалль время от времени улыбалась, но не прерывала. Когда я остановился, она спросила:

— Ты решил, что упоминание о Мартине расстроит меня?

— Мне казалось, что да, — сказал я.

— Нет, — сказала Виалль. — Видишь ли, я знала Мартина еще в Ратн-Я, когда он был совсем маленьким мальчиком. Я была там, пока он рос. Тогда он мне нравился. Даже если б он не был сыном Рэндома, он по-прежнему был бы мне дорог. Я могу только порадоваться заботе Рэндома и надеяться, что она не опоздала и будет на пользу им обоим.

Я покачал головой.

— Не часто встретишь таких людей, как ты, — сказал я. — Рад, что в конце концов мне повезло.

Она рассмеялась, затем сказала:

— Ты долго прожил без зрения.

— Да.

— Это может либо озлобить человека, либо даровать ему огромное счастье от того, чем он обладает.

Со дней слепоты я не задумывался над своими чувствами, чтобы понять, что я — первое «либо» в словах Виалль, даже если сбросить со счетов все обстоятельства, при которых я пострадал. Мне жаль, но вот такой я и есть, и мне — жаль.

— Верно, — сказал я. — Ты — счастливица.

— На самом деле это всего лишь состояние ума — нечто такое, что вполне может оценить Повелитель Тени.

Виалль поднялась.

— Меня всегда интересовали твои черты, — сказала она. — Рэндом описывал тебя, но это другое дело. Можно?

— Конечно.

Она приблизилась и положила кончики пальцев мне на лицо. Деликатно отследила лицо.

— Да, — сказала Виалль, — по большей части ты такой, как я тебя и представляла. А еще я чувствую напряжение. Оно давно держит тебя, не так ли?

— В той или иной форме, полагаю, с момента возвращения в Янтарь.

— Любопытно, — сказала она, — а был ли ты счастливей до того, как вернул память?

— Это один из тех некорректных вопросов, — сказал я. — К тому же я мог быть мертв, если б не вернул ее. Давай пока отложим эту тему, ведь уже в те времена возникали дела, что приводили меня в бешенство, тревожили меня каждодневно. Я постоянно пытался понять, кто же я на самом деле, что я такое.

— Но ты был более счастлив, чем сейчас, или менее?

— Ни то ни другое, — сказал я. — Равновесно. Это, как ты понимаешь, состояние ума. Но даже если это и неправда, я никогда не смог бы вернуться к той жизни — сейчас, когда я знаю, кто я, сейчас, когда я обрел Янтарь.

— Почему нет?

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Хочу понять тебя, — сказала она. — С тех пор, как я в Ратн-Я услышала о тебе, еще до того, как Рэндом рассказал эти истории, меня интересовало, что же гнало тебя к цели. Сейчас у меня есть возможность — не право, конечно, просто возможность, — и я почувствовала, что, может, проще спросить тебя.

Я расплылся в полуулыбке.