Том Арден - Танец Арлекина

Похороны Эйн и возложение надгробья оплатила Умбекка.

Но она не простила свою двоюродную сестру.

Тем более — Сайласа Вольверона.

— Неужели всегда именно такова была моя судьба, Ксал? — спросил старик.

— Ну конечно, сводный брат мой. Скрывать свое истинное лицо можно, но навсегда скрыть его не дано никому.

Ксал вновь взяла Сайласа за руку. Она с любовью вспоминала тот день, когда Сайлас, в конце концов, пришел в табор ваганов и объявил о своем кровном родстве с её народом и с ней.

Бедный Сайлас! Как он страдал! И какие еще страдания ему были суждены! Только теперь, глядя в его лицо, пророчица ощутила приход нового знания, и это знание её встревожило. Внутри стеклянной сферы, казалось, блеснула поверхность воды. Неужели судьба Сайласа открылась?

— Сайлас! Ты слеп, но ты видишь во тьме!

— Да, — прошептал старик. — Я хотел сказать тебе об этом, Ксал.

— Но ты никогда не говорил!

— Я знал, что ты сама это увидишь и поймешь.

Старик склонил голову. Между сводными братом и сестрой протянулась ниточка осознания неизбежного: должен был настать день, когда Сайлас Вольверон ослепнет окончательно. Вероятно, уже сейчас мир, который он видел, не имея глаз, начал туманиться, его стала заволакивать пелена.

— Ошибка природы, да?

— Да, Сайлас. Природы. Мы стареем. — Голос Ксал вновь зазвучал уклончиво. Но Вольверон знал, что она не договаривает. Раскаленный металл не только спалил его глаза, он коснулся и его мозга. Хрупкие связи когда-то должны были прерваться… прерваться окончательно, и старику суждено было уйти из жизни, предварительно лишившись всех чувств. Смерть должна была прийти к нему в черной, мрачной тишине.

Ксал встала и ушла в глубь шатра. Вернувшись, она вложила в руку сводного брата небольшой мешочек. Пальцы Вольверона сомкнулись, и он почувствовал, как тяжел этот мешочек.

— Это песок, сводный брат мой. Светлый, блестящий. Он очень редкий, и это все, что у меня есть. Он… он из страны, лежащей за западными островами.

Вольверон улыбнулся. Разве существовала земля за западными островами? А Ксал уже заговорила голосом пророчицы — таинственным и глубоким:

— Смешай этот песок с землей из-под корней деревьев Диколесья, полной спор, перегноя и крылышек жуков…

— И совиного помета?

— Да. Перемешай, как следует, чтобы получилась густая, мягкая мазь. Приятная на ощупь, прохладная.

— Хорошо. Хорошо. Ксал предупредила:

— Но в свое время, Сайлас, не раньше. Когда это станет действительно необходимо.

Она говорила легко, непринужденно, стараясь скрыть боль, но это ей не слишком хорошо удавалось. То, что видела Ксал, глубоко проникло в её душу — гораздо глубже, чем все, что она знала раньше.

Старик почувствовал это и торжественно кивнул:

— Я исполню свою роль, Ксал.

Снаружи послышались взрывы смеха. Зеваки кричали: «Ура!» Кукольный спектакль близился к развязке. Вот-вот должна была произойти последняя битва между Красномундирниками и Синемундирниками. Однако закончиться она должна была не так, как все произошло на самом деле.

Пьяные голоса одобрительно ревели.

— Пойду, поищу дочку. Не следовало мне бросать ее, — сказал Вольверон и убрал мешочек в карман балахона.

— Приведи её ко мне. Позволь, я предскажу её судьбу.

— Ксал, она еще совсем малышка, — мягко проговорил Вольверон. — Не стоит.

Сводные брат и сестра обнялись. Они стояли около занавеса, расшитого звездами. Ксал задумалась: видит ли Сайлас звезды? Ведь она и не представляла, что это такое — видеть, не имея глаз.

— Порой они меня так пугают, — призналась Ксал, когда толпа взревела, приветствуя гибель Синемундирников. — Сомневаюсь, что им хочется справедливости. Наверное, им просто хочется смерти. Смерти, смерти и еще раз смерти.

— Разве ты не знала, что это именно так? Ксал крепко сжала руку брата.

— Сайлас, пойдем с нами. Мы сможем позаботиться о тебе. И о девочке.

— Мы — создания Диколесья, Ксал.

Гадалка печально кивнула. Брат был прав. Увы, и её порой терзали сомнения. Но какое она имела право сомневаться? Все только начиналось.

Начиналось сейчас.

Откинув занавес крючковатыми пальцами, увешанными кольцами, Ксал тут же вскричала, ухватив за руку какого-то зеваку:

— Добрый господин! Позволь, я предскажу тебе будущее!

— Отвяжись, старая ворона!

— Подходите, подходите! Вижу, вижу, у вас еще остались серебряные монетки!

— Дочка! Дочка! — кричал меж тем Вольверон.

Толпа уже разлучила сводных брата и сестру. Сайласа окружили. Старик крепко сжал свой посох. Он тряс головой, словно пытался оживить свою способность видеть во мраке.

Небо заволокли тучи. Да-да, наверняка небо заволокли тучи.

— Безглазый Сайлас! — выкрикнул чей-то грубый, жестокий голос.

— Безглазый Сайлас!

— Безглазый Сайлас!

Эту дразнилку Вольверон слыхал и раньше. В другое время он бы с грустью подумал о той жестокости, которую, увы, взрослые успели привить детишкам, но сейчас он молча пробирался сквозь толпу в поисках дочери.

— Дочка! — крикнул он вновь. — Дочка!

ГЛАВА 6

ПЯТЕРО ИЗ ИРИОНА

— Ну и куда же она подевалась, а? Я тебя спрашиваю, Боб!

— Нам её не найти, Полти.

— Чего ты там бормочешь?

— Я говорю: не найти нам ее.

— «Не найти нам ее», — передразнил Полти. — Какой же ты, Боб, зануда! Эй, Тил, а ты что скажешь?

— Можешь обыскать меня, Полти.

— Чего-чего? Так она у тебя?

— Нет! Я пошутила!

Но Полти подскочил к Тил и повалил её на землю. Девочка закричала.

— Полти, ну чего ты… — вяло запротестовал Боб.

Дразнить слепого старика — это было так, легкая забава. Теперь детские шутки кончились. Толпа расступилась. Некоторые зеваки хохотали. Другие смотрели на детей неодобрительно. Боб в полной растерянности глядел на Полти и Тил, барахтающихся в пыли. Где же Лени? Где Вел? Будь Боб постарше и посильнее, он бы непременно вмешался, оттащил Полти от девочки. Но Боб был маленький, тощий и слабый, как и Тил, а Полти — большой, крепкий и сильный.

Тил закричала громче — Полти принялся рвать на ней платьице. Правда, звук рвущейся ткани несколько охладил пыл мальчишки. Он отпустил девочку и, ухмыляясь, отряхнул штаны.

— Ты куда пялишься, Боб, а?

Боб смотрел на Тил, а та — на свое платье. Мать сшила ей это платье специально к ярмарке. Глаза девочки наполнились слезами.

— А она сама ляпнула, что монетка у нее!

— Н-не надо, П-полти! П-пошутила она, а т-ты… — заикаясь, проговорил Боб.