Том Арден - Танец Арлекина

И снова взошло крошечное солнышко, и снова пропало.

Трижды арлекин повторял фокус, и всякий раз вынимал монетку изо рта у кого-нибудь из ребят. А карлик все играл и играл, и мелодия пробиралась по извилистым переходам воздушного лабиринта.

Сердце Каты билось быстро и тяжело. Ей показалось, будто монетка — у нее в горле, будто пальцы арлекина касаются её губ…

Девочка крепко прижала к груди куклу.

Ей так хотелось, чтобы это произошло!

Но музыка утихала. Колесная лира издала последний жалобный скрип, карлик упал ничком на траву. Чары развеялись? Арлекин выпрямился. Зевнул. Отвернулся от детей и усталой походкой побрел к своему напарнику.

Мальчишка с морковными волосами возмущенно потребовал:

— Эй, арлекин, а золотой-то где?!

Но арлекин уже прислонился спиной к стволу дерева и закрыл глаза. Мальчишка подбежал к нему и принялся трясти его за плечи. Звякали колокольчики на колпаке арлекина.

— Арлекин!

Арлекин хитро улыбнулся и приоткрыл один глаз под маской. Лениво вытянул руку и указал вдаль, туда, где толпа зевак продолжала бродить по ярмарке. И хотя дети явно не играли в эту игру прежде, они поняли, что на этот раз монетка спрятана где-то неблизко, и они должны её найти сами.

Они поспешили прочь. Ката — за ними.

Раньше Ката побаивалась других детей. Отец изредка приходил с ней в деревню, но девочка всегда крепко держала его за руку, и если деревенские дети смотрели на нее, Ката отворачивалась. Но сама потихоньку подглядывала — так, чтобы они не заметили.

За мальчишкой с морковными волосами и его дружками она следила много раз. Все они были старше Каты — наверное, на целый цикл, но девочке ужасно хотелось попасть в их компанию. Как-то раз, во время сезона Агониса, она подглядывала за ребятами из-за кладбищенской стены. Мальчишки — в теплых зимних шубах — играли в снежки на лужайке. В другой раз, в жаркий день во время сезона Терона, Ката, притаившись за деревом, смотрела на мальчишек, гулявших в Диколесье. Они представлялись ей странными зверьками, с которыми она не могла разговаривать, так как не знала их языка, но все-таки ей очень хотелось подружиться с ними и поиграть в их игры. Только страх сдерживал Кату — страх и то, что она ощущала преграду между ней и этими детьми, она знала — это прочная и нерушимая преграда — как кладбищенская стена. А вот от танца арлекина её никакая преграда не отделяла.

Теперь она была одной из них, и она бежала вместе со всеми.

Но не успела она пробежать и трех шагов, как мальчишка с морковными волосами вдруг резко повернулся к ней. Его лицо было жестоким. Молочно-белую кожу покрывали веснушки. Пухлые губы искривились в злорадной ухмылке.

— Пошла вон, ваганское отребье!

Ката испугалась, замерла.

Но…

Мальчишка топнул ногой.

У Каты глаза покраснели от набежавших слез, она попятилась, а все дети громко захохотали.

Под высоким вязом крепко спал арлекин.

ГЛАВА 5

СКАНДАЛ В ДОМЕ ПРОПОВЕДНИКА

— Ничего? — спросил старик.

— Ничего, — ответила женщина тихо и участливо. Шершавыми кончиками пальцев она провела по шрамам, уродующим лицо старика, и вздохнула. Она обладала способностью, которую в этих краях люди назвали бы черной магией. За долгие-долгие годы бесконечных странствий люди её племени познали многое, научились пользоваться для целительства горькими травами, кореньями и липкой глиной. В мешочках хранились порошки, составленные из редких растений, во флакончиках с крышками — целительные бальзамы.

Однако сейчас все эти снадобья были бессильны. Женщина коснулась пальцами пустых глазниц старика.

— О сводный брат мой! Как же мы слабы, почитая себя столь сильными! Древняя мудрость способна исправить ошибки природы, однако не в наших силах исправить те, что причинены злом человеческим. Прости, Сайлас.

— Не за что тебе просить у меня прощенья, Ксал. Я и сам все знал.

Старик Вольверон нащупал руку целительницы. Во мраке слепоты он чувствовал близость одежд Ксал, пропахших пряными ароматами, чувствовал запах дыма её трубки. Его внутреннее зрение рисовало картину: они сидят с Ксал за маленьким круглым столиком в полутемном шатре за фургонами. Столик застелен толстой парчовой скатертью, на столе лежит тяжелый стеклянный шар. Огонек золотого светильника едва-едва рассеивает мрак.

Здесь жила пророчица.

— О Ксал! Как много времени прошло!

— Такова судьба нашего народа — мы должны дождаться своего часа.

— Ты по-прежнему веришь в это? — спросил старик. Этот вопрос не раз он задавал сам себе, в своей пещере в Диколесье.

— В то, что вся наша жизнь ожидание? Я верю в то, что все проходит. Но ты, сводный брат мой, — один из нас. Внутри тебя живет надежда на будущее. Разве ты не ощущаешь перемен в ткани воздуха?

Рука Ксал очертила круг над стеклянным шаром, и Вольверон почувствовал, как внутри шара что-то едва заметно шевельнулось. Воздух вокруг них чуть дрогнул.

— Я чувствую только память о прошлом.

— Тогда все, что ты чувствуешь сейчас, покинет тебя. Рука Ксал выскользнула из пальцев старика.

Потом они сидели и пили маленькими глотками горьковатый чай.

— Эпоха Искупления близится к концу, Сайлас. Ты чувствуешь, что это так?

— Что-то я, безусловно, чувствую, Ксал. Я боюсь будущего. Не из-за себя — моя жизнь уже прожита. Я боюсь за свою девочку.

Голос Ксал прозвучал понимающе и сочувствующе.

— Сайлас, мне понятен твой страх. Мой ребенок уже вырос. Мой сын взрослый, сильный мужчина, но мне страшно за него. Но тебе нельзя опускать руки, о сводный брат мой. Близится решающий час, и ты должен будешь сыграть свою роль.

Знакомая боль кольнула пустые глазницы старика.

— Я попробую, Ксал. Но ты забываешь о том, что я лишь наполовину вашей крови. Вторая моя половина — эджландская.

— Я помню об этом, Сайлас. Это и есть самое главное в твоей жизни.

Старуха откинулась назад, глубоко затянулась трубкой. Память Сайласа подсказала ему, как выглядит трубка пророчицы — резная чашечка, сужающийся мундштук. Они молчали, и казалось, что звуки ярмарки стали громче здесь, в тишине, наполненной ароматами и запахом дыма. Слышались веселые мелодии и далекие взрывы смеха.

И вдруг старик Вольверон неожиданно рассмеялся. Беззвучно, но глубоко, и смех сотряс его тело подобно рыданиям.

Это было страшно.

— Прости, Ксал, — выдохнул старик. — Как же это на самом деле смешно! Сколько циклов подряд я изгонял из себя вагана, а теперь…

Он описал рукой круг, и Ксал, поняв его шутку, не смогла сдержать улыбки. Она вспомнила о том, как увидела своего сводного брата впервые, много циклов назад! Тогда он был бледным, стройным юношей в балахоне со стоячим воротником, и на груди его, затянутой в блестящую черную кожу, сверкал Круг Агониса.