Александр Больных - Желтый колокол

Помрачневший Древолюб пожал плечами.

— Гремислав хорошо знает эти места. Он проведет тебя.

— О да! — лицо витязя исказила злобная гримаса. — Я много времени провел здесь, изъездил этот край вдоль и поперек.

У Санечки по спине пробежал холодок. Он впервые подумал, что Гремислав слишком сильно хочет отомстить и ради этой мести способен забыть обо всем на свете. Санечка предпочел бы, чтобы рассудительный и никогда не теряющий головы Древолюб не покидал их.

— Но все-таки… — Санечка пристально посмотрел в глаза лешему. Тот заколебался.

— Это, конечно, плохо… Ведь мы начали путь вместе, и я хотел бы… Но степь, проклятая степь… Где ты видел лешего в степи? Там властвуют другие духи, неведомые и непослушные мне. А наш род от века живет в чащобах и глухомани…

Филин вдруг неодобрительно защелкал клювом, вспорхнул на плечо лешему и дернул его клювом за ухо. Леший недовольно скривился.

— И ты против меня? — укорил он лешего. — Ты же лесная птица.

Зорковид снова дернул его за ухо.

— Ладно, — сдался Древолюб. — Поехали дальше. Хотя мне что-то подсказывает, что это может скверно кончиться. Пусть теперь Зорковид летит впереди нас, сам напросился. Ведь впереди могут быть засады.

— Садись, — предложил Гремислав.

Леший легко вспрыгнул на шею Сильного, усевшись перед седлом. Зорковид описал круг над их головами и умчался вдаль.

— Вперед! — Гремислав оглушительно свистнул, и застоявшиеся кони рванулись с места.

Заночевать решили в небольшом овражке, спускавшемся к тихой мелководной речке. Зорковид, облетевший все окрест, не обнаружил никакой опасности. Яркое степное солнце было все-таки слишком сильным для него, и он предпочитал отсиживаться у Санечки под плащом, вылетая только в сумерках. Если его вытаскивали наружу днем, он недовольно щурился на солнце и протестующе ворчал. Гремислав на всякий случай промывал ему глаза родниковой водой, снимая воспаление. Но по вечерам Зорковид тщательно просматривал степь на много верст вперед, используя свое чудесное зрение. Древолюб, не привыкший к степи, постоянно чего-нибудь опасался, сам точно не зная чего.

— Перестаньте вы беспокоиться, — беспечно отмахнулся Санечка, спрыгивая с коня. — Никого поблизости нет. Мы давно заметили бы врага, попытайся он подкрасться.

— Ты не бывал в этих местах и потому так неосторожен, — укоризненно заметил Гремислав. — Никто не поручится, что сейчас из зарослей ковыля степняк не направляет тебе стрелу прямо в грудь.

Санечка стремительно обернулся и немного нервно рассмеялся.

— Ты странно шутишь.

— Какие там шутки. Запомни: это чужая земля, ненавидящая нас, — хмуро вставил леший, ласково поглаживая Зорковида. — Нам следует каждый шаг делать, постоянно опасаясь подвоха и предательства.

— Чепуха, — не сдавался Санечка. — Вот позже, когда мы придем к самому Желтому Колоколу, разумеется… А сейчас, на самой опушке лесов, вряд ли есть повод для беспокойства.

— Ты помнишь, как мы с тобой встретились? — спросил лукаво Древолюб.

Санечка подозрительно взглянул на него.

— Ты на что намекаешь?

— Если я могу скрываться в дереве, так и наши враги могут использовать для укрытия камни, реки, саму землю в этих степях. Днем мы видели каменную бабу на кургане, и я могу поспорить, что теперь степняки знают о нашем приближении.

Санечка резко поднялся, скрывая смущение.

— Схожу-ка я лучше за водой.

Выйдя к речке, он невольно засмотрелся на тихую воду. Лишь там, где поднимались камышинки, было заметно, что река все-таки течет: вокруг стеблей на речной глади виднелись небольшие морщинки. А так река напоминала длинное черное зеркало. В нем отражался неправдоподобно яркий, похожий на прожектор, месяц. Россыпь сверкающих звезд переливалась, как небрежно разбросанная пригоршня сверкающих камней.

Неожиданно черная тень поползла по реке, проглатывая отражения звезд. Санечка невольно вскинул голову… и в упор натолкнулся на ненавидящий взгляд чужих глаз. Он хотел было крикнуть, но жесткая колючая веревка конского волоса сдавила горло, и вырвался только придушенный хрип.

Санечка лежал с закрытыми глазами, размышляя, почему все тело у него болит, словно изрезанное ножами. Может, он попал в автомобильную катастрофу и сейчас находится в реанимации? Хотя какая, к черту, реанимация в мире, не знающем автомобилей… Или он не путешествует, и все это ему только мерещится? Тогда снова вполне возможна больничная палата. Нужно лишь открыть глаза, и наваждение рассеется. Итак, где же больничная койка? Он протягивает руку и…

Тягостные размышления были прерваны потоком затхлой вонючей воды, обрушившимся на голову. Вода попала в рот и нос, Санечка захлебнулся, надсадно закашлялся и открыл глаза. Прямо над ним склонилось плоское желтое лицо с раскосыми глазами. Бугристый красноватый шрам пересекал лоб, оттягивая уголок правого глаза и скрываясь на виске.

— Очнулся, сволочь? — произнес гортанный голос со странным акцентом, и сильный удар обрушился на ребра. Санечка невольно застонал. Ответом был взрыв мерзкого хохота.

— Поднимайся! — Сильные руки с пальцами, похожими на железные когти, рванули Санечку за плечо, ставя на ноги. Но Санечка почувствовал, что колени у него подламываются. Он застонал, пошатнулся, однако новый безжалостный удар помог ему устоять.

— Осторожно, Гимпарс, эта тварь нужна Ослепительному живой, — послышалось издали.

— Отвяжись, это моя добыча, я сам получу право слизать пыль с сапог Ослепительного. Тебе, Гайсир, останется лишь обнюхивать хвост моего коня! — огрызнулся воин со шрамом. И Санечка с ужасом вспомнил, где он видел его раньше. В деревне! Если теперь вспомнит старого знакомого и Гимпарс, Санечке придется плохо. Одна надежда, что под глухим шлемом степняк не разглядел его лица.

— Я вобью эти слова обратно в твою грязную глотку! — рявкнул Гайсир.

— Попробуй! — Гимпарс выхватил из ножен широкий кривой меч.

— Ты забыл поучения Божественного Воителя? Хочешь валяться с переломанным хребтом?

— Еще раз говорю: попробуй! — На губах Гимпарса выступила пена.

— Потом, потом… Сейчас Ослепительный ждет пленника.

Гимпарс недовольно заворчал и толкнул Санечку в спину.

— Иди.

Санечка, пошатываясь, побрел между кострами степняков, направляемый чувствительными толчками в спину. Возле каждого костра спали по два-три воина. Всего же, как он определил на глаз, степняков было человек полтораста. Многие из них вдобавок носили заскорузлые окровавленные повязки. Похоже, набег получился неудачным, их основательно потрепали, и орда возвращалась без добычи и славы. В таком случае на пощаду рассчитывать не приходилось. Непонятно только, как Зорковид не обнаружил такую большую толпу. Или леший был прав, говоря, что степь укрывает своих хозяев, как лес — своих?