Владимир Крышталев - Возвращение чудес

— Мне стоит согласиться с тобой. Нужно лишь тщательно проверить, действительно ли новый способ лучше старого. Не подвергаемся ли мы тщеславию разума, стремящегося единственно возвысить нас над достойнейшими из рода человеческого.

После этих слов барон впал в легкую задумчивость, но, очевидно, в целом остался доволен разговором.

Тем временем мы двигались по направлению к замку. Холмы вокруг отнюдь не были однообразными и создавали приятное впечатление. Вдалеке паслись разнообразные животные — там были деревенские пастбища. Еще дальше виднелась сама деревня, а вокруг нее — возделанные поля. От деревни к замку шла дорога, которая змеилась, следуя прихотям ландшафта. Сами мы ехали по другой дороге, вливавшейся в первую под острым углом возле самого подножия холма.

Я наконец-то был свободен. Едва к рукам и ногам вернулась чувствительность, я тут же заявил, что поеду верхом, и барон поспешил удовлетворить мою прихоть. Для этого он отобрал одного коня у моих бывших конвоиров. А им самим сказал:

— Можете заниматься, чем хотите. Но учтите: разбоя на моих землях нет. Начнете чинить — перевешаю. Никто не может безнаказанно грабить моих холопов и купцов, что под моей защитой.

Конвоиры угрюмо молчали. Происходящее им вряд ли нравилось. Капитан же был вовсе бледен. Его одолевала и злость, и стыд за проваленное задание. А еще он опасался гнева короля.

На сим мы их и оставили, чтобы совершить путешествие к замку — тем более замечательное, что теперь я чувствовал себя человеком и мог нормально глазеть по сторонам. Попутно мне пришлось заниматься восстановлением тканей, которых коснулся некроз* из-за недостаточного притока крови. Я был рад, что этот восстановительный процесс скрыт от окружающих, иначе даже столь здравомыслящие люди, как мой освободитель-барон, отшатнулись бы в ужасе. Однажды мне показали, как страшная рана в течение минуты затягивается сама, а на ее месте не остается даже рубца, — и я, уже привычный ко многому, смотрел на явление с мистическим трепетом. Что же говорить об этих людях, которые верят в оборотней, ведьм и колдунов? Это просто благо, что мои нынешние повреждения были незаметны для глаза! Они могли бы проявиться позже, вызвать тяжелые заболевания, но мне этого совсем не хотелось.

Интересно, а понимали мои конвоиры, что в результате их обращения «колдун» может прийти в негодность и оказаться бесполезным для короля? Или в моей полезности никто не нуждался? Может, король просто соскучился по кострам из колдунов? Огонь пылает, искорки пляшут — сплошная радость для глаз и отдохновение для души…

— А что с королевской дочкой? — спросил я неожиданно у Этвика. — Она в самом деле серьезно больна?

Барон размышлял о чем-то своем. Отвлекшись от своих мыслей, он поморщился:

— Да. Вот есть ведь Бог на небе и справедливость в мире!

Затем повисло молчание. По всей видимости, мой новый знакомый не желал разговаривать на эту тему. Что ж, подождем. Информация любопытна, однако не следует выпытывать всё сразу. Пока я для барона — всего лишь случайный гость. Странно ожидать, что он тут же с радостью начнет делиться всеми своими мнениями и секретами. Но это было бы неплохо. Пожалуй, с ним стоит сдружиться.

Замок постепенно вырастал перед нами. Уже стало заметно, что стены выложены из больших светло-серых камней, аккуратно подогнанных друг к другу. Чтобы рассмотреть кладку, нужно было задирать голову: склоны холма довольно круто обрывались вниз, что наверняка доставляло лишние хлопоты атакующим. Рва вокруг замка не существовало — да и вряд ли в нем была необходимость. И только перед воротами, в которые упиралась дорога, строители выкопали канаву. Таким образом, подъемный мост давал обитателям замка контроль над «парадным входом».

Въезжая во дворик, я размышлял о том, как удивительна игра, в которую мы все играем. Еще утром я был пленником у каких-то рядовых исполнителей королевской воли, а теперь меня привечают в качестве почетного гостя. Наверное, Клод все-таки прав насчет «сильных фигур» и фактора неопределенности. Вот уж никогда не считал себя сильной фигурой!

Рассказ Эвелин меня обескуражил.

С Клодом она познакомилась еще в те университетские времена, которые мне доводилось недавно вспоминать. (Кто бы мог подумать, что нахлынувшие яркие образы из прошлого вскоре столкнут меня с этим самым прошлым!) Оказывается, наш знакомый бог развлекался на Паэне тем, что… читал лекции по философии информационных технологий. Я не посещал этот курс и не мог знать «профессора» в лицо, но Эвелин — посещала. И знала.

Пожалуй, она раскусила Клода раньше, чем тот об этом догадался. Несмотря на внешнее легкомыслие, моя очаровательная знакомая умела и любила думать, да и вообще была чертовски проницательна. Однажды, после импровизированного экскурса к Винеру* (этот экскурс не был запланирован программой, но Клод решил посвятить основателю кибернетики целую лекцию), Эвелин беззаботно увязалась вслед за преподавателем. Они прошагали коридорами университета, потом вышли на лужайку, укрытую осенними листьями. Воздух был чист и прохладен — приближалась зима.

Разумеется, Клод знал, что за ним идут. Да Эвелин и не думала скрываться, усердно притопывая. Поэтому, отойдя метров двести от здания, преподаватель остановился посреди пустынной лужайки.

— Я вас слушаю, — сказал он вежливо, решив, что у студентки возникли вопросы по поводу домашнего задания (лично я до сих пор не мог понять, почему в одних случаях он легко читает мысли, а в других ничем не отличается от обычного человека).

— У меня есть вопрос, — заявила Эвелин, довольная, что ее наконец-то заметили.

— Да? — «профессор» выразил готовность слушать.

— Сколько вам лет?

— Хм, — на лице Клода появилось искреннее недоумение. — Простите, а какое это имеет значение?

Девушка обаятельно улыбнулась:

— Во время сегодняшней лекции вы оговорились, что ваш приятель участвовал в Акулонском эксперименте. Но ведь это было триста лет назад!

И наш знакомый бог заглотнул наживку! Вместо того, чтобы спокойно ответить: «Вам, вероятно, послышалось», — он начал мысленно прокручивать всю лекцию, желая понять, где был допущен промах, и как его теперь исправлять. Пока до Клода дошло, что никаких оговорок он не припоминает, Эвелин уже получила нужное ей подтверждение — в виде замешательства своего преподавателя.

А сам Клод только теперь присмотрелся к симпатичной студентке — и понял: она почти интуитивно читает его мысли. То есть Эвелин, пожалуй, сама не смогла бы сказать, откуда у нее берется убежденность в том или ином пункте. Девушка просто настолько привыкла верить своим догадкам (которые каждый раз подтверждались на практике), что воспринимала их как должное. Так же естественно люди воспринимают видимое глазом, не задаваясь вопросом, как они видят.