Игорь Федорцов - Черная нить горизонта
− Вино? - спросила девушка.
− Наполовину.
− Нет, − отказалась Вигдис. Еда куда не шло, но угощаться вином из рук постороннего, уронить свою честь.
− Ночь будет холодной, − предупредил он и подставил ладонь под невидимый снег.
Вигдис поглядела в ясное небо. Звезды висели низкой вуалью над вершинами гор.
"Правда, холодно," − вздохнула она, но вина не взяла.
Костас отхлебнул разок другой. Поморщился. Разве это поможет? Как говаривал бывший тесть: Дернуть бы столичной! В самый раз!
− Ложись сюда. Камень теплый.
Они уместились на сложенном вдвое плаще, укрылись накидкой, прижались друг к другу. Костас потрогал её пальцы. Холодные.
− Я сейчас согреюсь, − пообещала Вигдис. Может никто и не узнает, что она делила ложе с мужчиной, но Сур видит все. И поступки, и помыслы.
Костас смотрел на край звездного неба не закрытого макушкой Вигдис. Удивительное ощущение спокойствия. Будто бродил не в горах голодный и раздетый, а находился под крышей собственного дома. Защищенный от всех невзгод. Чувство защищенности приносило покой. Покой вокруг него и в нем самом. Возможно ли? Он, горы и покой? Пики гор заслонили его от мира и от прошлого. А что в прошлом? Такая же звездная ночь переполненная смехом гиен.
Вигдис честно старалась уснуть. А что еще делать? Ей хочется поесть, но вряд ли подадут джегарак*, хочется согреться, но не стоит рассчитывать на жар летней ночи, хочется выспаться, но разве возможно выспаться, если голодна, замерзла и лежишь на жестком камне? Конечно, нет!
Девушка моститься поудобней, сворачивается калачиком, стягивает на себя накидку. Не специально. Так получилось. Мыслей о прошлом или будущем она не допускает. Зачем морочить голову? О будущем можно думать только когда сможешь на него повлиять. Сейчас она не может. Она следует Костасу и не задает вопросов. Она ни в чем не уверена. Даже в том, что, в конце концов, не станет фэраш* какого-нибудь магарца или не окажется в юрте Нахора. И для горца и для сына данху смысл слова фэраш противоположен действительному.
Тусклый рассвет принес замять, сорванную с ближайших вершин. Приходиться вставать. Мясо и лепешка утоляет голод, но не приносит радости.
Путь выматывающее однообразен. Вверх... вниз... трещина... терраса... карниз... вниз... вверх... ручей между льдистых камней... расщелина... карниз... и ничего кроме.
− Эти горы зовут Злыми, - произнесла Вигдис, прогоняя наваждение. Такое чувство не идешь - толчешься на месте.
Костас рассматривал ближайшие склоны.
"А когда они были добрыми?" - соглашается он с немудреным названием. Разинь рот и достанешься птицам. Только птиц тут почему-то не водилось.
Ночевка раньше времени. Стихия загнала их в скальную нишу. В двух шагах беснуется непогода, сметая с ледяных склонов снег, забивая им все щели и углы. Дует, не устоять на ногах! Они пережидают полдня, честно деля предпоследний кусок и плащ. Они не разговаривают. Вигдис осознает, ей было легче, там, на Ступенях, Горне, Языке Лжи. Когда он подгонял её, тащил за собой. Сейчас он смотрит, как безумствует метель. Любуется. Иногда он становиться похож на хищника. Вот-вот довольно заурчит. Ему нравиться непогода? Или то, что ей можно переждать в спокойном месте?
Следующий день точная копия предыдущего. Полдня просидели в узкой щели под плитой. Из еды только снег и мед.
Ей снится лето. Вместе с Ашеем убегают к озерам. Её тело вспоминает тепло песка, тепло солнца, тепло его тела. Он лежит, смежив веки, делает вид что заснул. Она ведет пальцем по его груди, долго кружит по животу вокруг пупка, каждый раз расширяя круг. Она наблюдает его учащенное дыхание. Чувствует, как учащается её и как он близок...
Вигдис гонит сон прочь. Обманный сон. Ашея нет, и не будет. Запоздало осознает, где она сейчас и с кем. Отдергивает руку. С бьющимся сердцем, прислушивается. Спит? Значит, ничего не почувствовал.
Утром тихо. Все ветра мира, умаявшись безумством, утихомирились. Костас умывается в ручье. Бережка потока в ледяных корках. Вигдис глядя на него, кутается в накидку.
Можно бороться с трудностями пути, можно стойко переносить испытания, но битву с голодом ты проиграешь. Когда нечего положить на зуб и трудности и непогода стократ тяжелее.
Последняя порция меда оказалась скудной. В туес набили снега, потолкли и разделили поровну. Последний кусок − негласный договор о взаимовыручке. Слабый не так скоро станет обузой сильному, а сильному достанет сил тащить слабого.
Шли почти весь день. На короткой остановке Костас долго высматривал дорогу в быстро наступающих сумерках вечера. Повернули вокруг двухвершинного пика, долго и без отдыха, взбирались по крутому склону. Путь не из легких, но другого просто не существовало.
Калат* прилепился к скалам и спускался террасами в долину вместе с быстрой речушкой, чей поток весело скакал по камням.
− Горцы не жалуют пришлых, − предупредила Вигдис. Знала о чем говорила.
У жителей Игольчатых Гор страты меняли зерно и продукты на оружие, драгоценности, золото. Магарцы никогда не торговались, потому степняки считали их простаками. Несмотря на многовековой мир, дружбы не водили. Не нужна дружба горцам. Может потому что Сур создал народы гор, прибывая в обличии человека, а обитателей степи − лошади. В горах нет лошадей. Им не выжить в суровых условиях.
Калат почти заброшен. Редко-редко куриться дымок над крышей, во дворах тихо. Внизу, у подножья, в окнах огни.
Костас свернул в первый попавший жилой двор. Большой квадрат, огороженный каменным, в рост, забором, разделен пополам. В дальней половине сад. В передней двухэтажный дом с плоской крышей, сарай и загон для овец и коз. Дом старый. Дерево черно от времени и потрескалось. Швы каменной кладки недавно подновляли.
Рыкнул пес и преградил дорогу. Ни пустого лая, ни бросания в ноги.
Двор вычищен под метлу. Даже небольшая лужица и та разметена.
− Сагак, нельзя, − приструнил пса звонкий девчачий голосок.
Из сарая появилась девочка, лет десяти, укутанная в теплый козьей шерсти, платок поверх капанака* и шаровар. На ногах чоботы не по размеру. В сарае жалобно и дружно блеяли овцы.
На пороге дома показался бородатый магарец в шапке-колахе. Лицо бледное, болезненное. На левой руке вместо пальцев короткие культи. Ногу чуть приволакивал. Подрезанные сухожилия ограничивали способность ходить. На боку кама*. Навершие рукоятки украшено незатейливой резьбой.
− Сабахолхейр, − поприветствовал он сдержано. Девочке поручил. - Гольрох, собери на стол, − и жестом пригласил войти.
Дверь низкая, пришлось наклоняться. В доме все просто. Комната с низким потолком, печь, стол, лавка. На дальней стене оружие: мечи, кинжалы, лук и колчан со стрелами. Оружием магарец гордился. Входящий в дом первым делом видел коллекцию хозяина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});