Дэвид Геммел - Царь Каменных Врат

— А теперь послушай меня, — спокойно сказала Валтайя, опершись локтями о стол. — Я хотела сказать, что внешность для меня ничего не значит. Человека красят его дела, а не кожа, которую он носит поверх жил и костей. Твой сегодняшний подвиг был прекрасен.

Ананаис откинулся назад, сложив руки на широкой груди.

— Я сожалею о том, что сказал. Прости меня. Она усмехнулась и крепко сжала ему руку.

— Мне нечего прощать. Просто мы узнали друг друга чуть получше, только и всего.

— За что тебя хотели сжечь? — спросил он, кладя руку поверх ее руки и наслаждаясь теплом ее пальцев.

Она пожала плечами.

— Я травница и знахарка — а еще я всегда говорю правду.

— С подстрекательством и колдовством мне все ясно. А как же насчет воровства?

— Однажды я позаимствовала лошадь. Расскажи лучше о себе.

— Нечего рассказывать. Я воин, который ищет войны.

— Ты из-за этого вернулся в Дренай?

— Трудно сказать.

— И у вас правда целая армия?

— Как же — целых два человека. Но это только начало.

— Что ж, в бодрости духа тебе не откажешь. Твой друг дерется так же хорошо, как и ты?

— Лучше. Это Тенака-хан.

— Надирский князь? Хан Теней?

— Я вижу, ты знаешь нашу историю.

— Я выросла в Дрос-Дельнохе, — сказала она, пригубив вино. — Я думала, он погиб вместе со всем «Драконом».

— Такие, как Тенака, так просто не погибают.

— Тогда ты, должно быть, Ананаис? Золотой Воин?

— Имел когда-то честь так называться.

— О вас обоих ходят легенды. Вдвоем вы истребили двадцать вагрийских всадников в сотне миль к западу от Сузы. А потом окружили и уничтожили большой отряд работорговцев близ Пурдола на востоке.

— Всадников было не двадцать, а всего лишь семеро — и одного трясла лихорадка. А работорговцев было вдвое меньше, чем нас.

— А разве вы не освободили лентрийскую принцессу из рук надирских кочевников, проехав ради этого сотни лиг на север?

— Нет — и я в толк не возьму, откуда взялась эта легенда. Притом все это случилось еще до твоего рождения — откуда ты так хорошо об этом знаешь?

— От Мухи — он замечательный рассказчик. Почему ты меня спас?

— Что за вопрос? Разве я не проехал сотни лиг, чтобы спасти лентрийскую принцессу?

— Но я-то не принцесса.

— Да и я не герой.

— Ты схватился с полулюдом...

— Да — но он был обречен после первого же моего удара. У меня на перчатках отравленные шипы.

— Все равно, немногие отважились бы на такое.

— Тенака убил бы его и без перчаток. Быстротой он уступает только одному из всех известных мне воинов.

— Кому же это?

— Ты что, никогда не слышала о Декадо?

Тенака развел костер и опустился на колени около спящей Рении. Ее дыхание было ровным. Он нежно провел пальцем по ее щеке, потом взошел на пригорок и посмотрел через холмы и долины на юг, туда, где только что взошедшее солнце осветило Скельнские горы.

Леса, реки и широкие луга таяли в голубой дымке, и небо словно стремилось слиться с землей. На юго-западе вонзались в облака Скодийские горы, горделивые и красные, как кровь.

Тенака вздрогнул и запахнулся в плащ. Как прекрасна земля, не знающая присутствия человека.

Его мысли блуждали бесцельно, но образ Рении то и дело вставал перед его умственным взором.

Любит ли он ее? Может ли любовь зародиться столь быстро — или это только влечение одинокого мужчины к несчастному ребенку?

Он нужен ей — но нужна ли ему она?

Особенно теперь, когда предстоит такое.

«Дурак, — сказал он себе, попытавшись представить жизнь с Ренией в своем вентрийском дворце. — Слишком поздно. Ты сжег за собой все мосты».

Он сел на плоский камень и потер глаза.

«И зачем я все это затеял?» — с горечью подумал он. Он не сомневался в том, что способен убить Цеску. Но чего он этим достигнет? Разве мир изменится со смертью одного деспота?

Может, да, а может, и нет — отступать в любом случае поздно.

— О чем ты думаешь? — спросила Рения, присаживаясь рядом с ним и обняв его за пояс. Он прикрыл ее своим плащом.

— Так, грежу наяву. И любуюсь пейзажем.

— Здесь красиво.

— Да — особенно теперь.

— Когда вернется твой друг?

— Скоро.

— Ты тревожишься о нем?

— С чего ты взяла?

— Я ведь слышала, как ты просил его быть осторожным.

— Я всегда волнуюсь за Ананаиса. Он любит порисоваться и слишком полагается на свою силу. Он способен выйти против целой армии, твердо веря, что победит. А глядишь, и победит — если армия не слишком большая.

— Он очень дорог тебе, да?

— Я люблю его.

— Мужчины, говоря это, обычно добавляют «как брата». А ты — нет. И это хорошо. Давно ты его знаешь?

— С семнадцати лет. Я поступил в «Дракон» кадетом, и вскоре мы подружились.

— Зачем он хотел сразиться с тобой?

— На самом деле он этого не хотел. Но жизнь обошлась с ним сурово, и он винил в этом меня — по крайней мере отчасти. Когда-то давно он хотел свергнуть Цеску. И мог бы добиться успеха — но я ему помешал.

— Такое нелегко простить.

— Да, пожалуй, — оглядываясь назад, я это понимаю.

— Ты по-прежнему намерен убить Цеску?

— Да.

— Даже если этим обречешь себя на смерть?

— Даже тогда.

— И куда же мы теперь отправимся? В Дренан ? Он взял ее за подбородок:

— Ты еще не раздумала идти со мной?

— Нет, конечно.

— Пусть это себялюбиво, но я все-таки рад.

Человеческий крик пронзил тишину раннего утра, и стаи птиц, заголосив, снялись с деревьев. Тенака вскочил на ноги.

— Это там! — крикнула Рения, указывая на северо-восток. Тенака обнажил меч, сверкнувший на солнце, и бросился бежать, а Рения за ним.

Крики сопровождались теперь звериным рычанием, и Тенака замедлил бег.

— Это полулюд, — сказал он, когда Рения его догнала.

— Что же делать?

— О черт! Подожди здесь.

Преодолев легкий подъем, Тенака выбежал на небольшую поляну, окруженную заснеженными дубами. Посреди поляны под деревом скорчился человек, окровавленный, с разодранной ногой. Над ним высился громадный полулюд.

Мгновение — и зверь набросился на свою жертву. Тенака закричал, полулюд устремил на него взгляд кроваво-красных глаз. Тенака знал: сейчас он смотрит в лицо смерти, — ни один человек не смог бы выйти живым из схватки с этим чудищем. Рения встала рядом, в руке ее сверкал кинжал.

— Назад! — рявкнул Тенака.

— Что теперь? — как ни в чем не бывало спросила она.

Зверь выпрямился во весь свой девятифутовый рост и растопырил когтистые лапы. На какую-то долю он, видимо, был медведем.

— Бегите! — закричал раненый. — Прошу вас, бегите!