Марина Дяченко - Ведьмин век

Девочка, кажется, удивилась:

— Что смешного?..

— Ничего, — сказала Ивга, поспешно отводя глаза.

Девочка покатала взад-вперед свою тележку:

— Пойдешь со мной?

— Нет, — Ивга поднялась, почувствовав, какой тяжелой сделалась вдруг сумка. Разозлилась на собственную робость и добавила: — Я предпочитаю гетеросексуальные связи.

Гвоздь, больно угнездившийся в затылке, дернулся и заныл сильнее; вскинув сумку на плечо, Ивга быстро зашагала прочь, но слова, брошенные вслед, все равно догнали ее и больно ударили в спину:

— Тебе не из чего выбирать, дура. Хуже будет, если тебя сожгут безвинно.

Приступ паники прошел, оставив слабость в коленках и противный привкус во рту; Ивга села в трамвай и проехала два кольца, покуда кондуктор не стал на нее подозрительно коситься.

Говорят, что всякая ведьма боится инициации, как всякая девственница боится первой брачной ночи. Ивга не знала, так ли это; с девственностью она рассталась играючи — ей все казалось, что они с Назаром балуются. Но вот при мысли о возможной инициации ее охватывал животный страх, ей казалось, что она стоит на краю пропасти, что зубчатый край ее — грань, из-за которой не возвращаются. Что человек и собака похожи больше, нежели человек и ведьма…

В кошмарных снах ей виделось, как она в длинном черном одеянии нависает над раскрытой старой книгой. Как она идет по узкой извилистой дороге, одна из множества в жутком, завораживающем шествии; в конце концов, как она голая летит на помеле и на заду у нее — маленький хвост. Но стоило проснуться, стоило ощутить рядом с собой теплого, расслабленного Назара…

Ивга очнулась. Прямо перед ее глазами помещался новенький телефон-автомат — серый, с одной только длинной и глубокой царапиной. Как шрам на молоденьком лице.

Ивга прерывисто вздохнула. Вот уже два дня ее преследуют телефоны. Телефоны гонятся за ней по пятам, хватают за руки, бросают трубками в лицо: набери номер! Набери, и Назар скажет: Ивга… Лисенок мой, куда же ты…

Она закусила губу. Голос послышался слишком ясно, чтобы быть выдумкой; может быть, она способна на расстоянии читать Назаровы мысли. Может быть…

— Алло.

Ивга чуть не вскрикнула. Прижала трубку так, что больно сделалось уху.

— Алло, я слушаю.

Сухой, напряженный голос. Ждал ли он звонка? Может ли догадаться, кто именно сейчас молчит и дышит в трубку?

Не может не догадаться, поняла Ивга, холодея. Не может. После случившегося — да кто еще станет звонить и молчать?!

— Ничего не слышно, — сказал скучный голос Назара. — Ничего не слышно… Алло. Говорите.

Она хотела сказать. Уже набрала в грудь воздуха, отчего по телефонным проводам на много километров полетело приглушенное: хха…

— Ничего не слышно, — сообщил Назар. — Перезвоните, пожалуйста.

Гудки. Гудки, гудки, лезут и лезут из трубки, как лапша, как прутья, которыми в старину наказывали непослушных детей.

Ивга очень осторожно опустила трубку — но выходить из кабины не стала. Смотрела, как скатываются по стеклу капли неторопливого, медленно начинающегося дождя.

Площадь Победного Штурма восемь, квартира четыре. Телефон…

Ей всегда трудно давались телефоны. Как запомнить ряд ничего не значащих цифр?..

Но этот номер намертво впечатался в башку. Как назло…

Или это у них визитки такие? Раз прочел — и уже никогда не забудешь?..

Дождь закапал ей за воротник; она невольно втянула голову в плечи.

После целого дня бессмысленных скитаний она набрела на Дворец Инквизиции.

Вот уже несколько часов она кружила, блуждала, заходила в кофейни на чашечку дешевого кофе, изучала названия улиц и между тем все сужала и сужала круги; наконец, ее глазам предстало высокое, достаточно новое, но стилизованное под старину здание с острой, уходящей в небо крышей.

Ивга встала, как птенец перед логовом змеи. Со створок широких дверей глядели медные гербы с косой надписью: «Да погибнет скверна». Скверна — это я, поняла Ивга, прижимая к груди свою сумку.

Справа от главного входа помещалась изящная стеклянная дверка; рядом стоял рекламный щит, только вместо обычной рекламы на нем красовался сурового вида плакат. Ивга мигнула; гвоздь в затылке жалобно заныл.

«Ведьма, помни, что общество не отказывается от тебя. Отрекшись от скверны и встав на учет, ты сделаешь себя полноправным и законным гражданином… Упорствуя во зле, ты обрекаешь себя на горе и одиночество… Согласно статье… свода законов… не состоящие на учете… наказываются привлечением к общественным работам… замешанные в злодеяниях… подлежат суду Инквизиции…»

Ивга всхлипнула. Вот, сейчас она откроет милую стеклянную дверку и вступит на путь… навстречу прочим гражданам, полноправным и законным, таким, как Назар. Если общество от меня не отказывается, почему отказываешься ты? Ты что же, лучше общества?!

Тыльной стороной ладони Ивга вытерла скудную влагу под носом. Ее охватил какой-то болезненный кураж — она успела подумать, что это приятнее, нежели отчаяние или паника. Сейчас, не сходя с места, она возьмет и позвонит Великому Инквизитору. Вот так, не размениваясь на мелочи… Проклятье, где телефон?! Полно же было, целый город телефонов…

Рука ее бодро отстучала весь номер от начала до конца — и только на последней семерке заколебалась. Всего на мгновение.

Она надеялась, что запомнила неправильно. Что такого номера не существует, и телефонный робот тут же и сообщит ей об этом своим противным гнусавым голосом…

Гудок. Длинный гудок вызова. У Ивги похолодело в животе.

Сейчас трубку возьмет какая-нибудь озабоченная домохозяйка: «Что?! Инквизиция? Помилуйте, не шутите так, вы ошиблись номером!»

Сколько гудков прошло? Три или пять? Господин Великий Инквизитор занят, его практически никогда не бывает дома…

На восьмом гудке она почти успокоилась. Решила для очистки совести досчитать до десяти — а там и убраться восвояси. Тем более, что кураж, толкнувший ее к телефону, весь уже и повыветрился…

— Я слушаю.

Ивга чуть не выронила трубку.

Холодный, чуть усталый голос. Отстраненный, будто из другого мира.

— Я слушаю, да…

Следовало скорее дернуть за рычаг. Оборвать опасную ниточку, которую она по неосторожности протянула сейчас между собой и…

— Кто говорит?

Ивга облизнула губы и потянулась к рычагу.

— Ивга, это ты?

Она не успела остановить собственную руку. Продолжая начатое движение, ее ладонь придавила рычаг, да так, что железные рожки больно впились в тело.

За сутки эпидемии в округе Рянка умерли десять человек и заболели сто восемь; всю вину за случившееся справедливо возложили на ведьм. Программы новостей, по традиции выходившие в эфир каждый час, неустанно повторяли один и тот же скандальный кадр: молодая ведьма, с пеной у рта кричащая в объектив: